Шрифт:
Закладка:
«Ленок, мой дружочек, сегодня прохладно, да? Одевайся теплее».
От первых строк коленки дрогнули, а в желудок словно что-то грохнулось. Тяжёлое.
Я опускаюсь в любимое бабушкино кресло, а теперь и моё. Глаза словно два кролика бегают по тексту. Родной голос звучит в голове, но я словно слышу, как он отражается от стен.
«Я всегда говорила тебе, что буду рядом. Я никогда не оставлю тебя. Но вот прошло пять лет. Странно. По ощущениям не больше пяти минут…»
Нет, годы тянулись слишком долго и одиноко. Квартира опустела без неё.
«Я знаю, что поживешь ты хорошо. Поступила в университет. Я тобой горжусь! Мой дружок, ты умница! Ты станешь хорошим доктором и спасёшь много жизней. Но сейчас я хочу позаботиться о твоей…»
Бабуля…
Почерк точно её. Я не могу перепутать.
Сердце бьётся неровно. Под ложечкой засосало. А глаза уже защипало от слёз, которые я с таким усердием сдерживаю каждый день.
«Я подготовила для тебя подарок, и пришло время отдать его тебе. Смотри внимательно».
Подарок? Бабушка приготовила мне подарок?
Рука сама тянется к последнему подарку, который она вручила мне. Красивая серебряная цепочка и подвеска в форме ключика. Искусная ювелирная работа.
Закусываю губу, оттягиваю её, пока не чувствую боль. Смех вырывается из горла одновременно с всхлипом и слезами.
Руки дрожат, я переворачиваю лист. Брови сдвигаются и нависают над переносицей. Я ничего не понимаю, лишь буравлю непонятные символы.
Нет, я лгу. Уже всё поняла.
На самом деле эта простая схема, на которой лишь два объекта. Две квартиры напротив. Моя и Антона.
Мой подарок у него? Что за чушь? Это чья-то злая шутка?
Если это так, я найду шутника, и ему не поздоровится!
Вскакиваю на ноги, шагаю обратно к двери. Приходится привстать на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок. Ничего не видно. Темнота.
Шумно вздыхаю. Переворачиваю лист туда-сюда, словно это поможет мне разобраться.
Становится жарко. Я вспоминаю, что ещё не разделась.
Хватаюсь за ручку. Может, стоит сходить в соседнюю квартиру и спросить?
Только вот, что я должна сказать?
— Моя умершая бабушка прислала мне письмо, в котором сказала, что здесь мой подарок. Ты не отдашь мне его?
Чепуха!
Я при Антоне даже двух слов не могу связать, а тут целые предложения, да ещё такие глупые.
Злюсь на себя. Резко разматываю шарф, закидываю его на вешалку. Скидываю пальто и срываю шапку.
Письмо сжимаю в руке, но так чтобы не помять. Замираю в нерешительности.
Что делать?
Вместо того чтобы бросить к соседской двери, я проверяю, закрыла ли замок. Прислоняюсь затылком к двери, испускаю вздох.
Бабуля, что за шалость после смерти?
POV Лена
— И ты вот так запросто лежишь на диване в позе тюленя?
Морщусь от звонкого голоса подруги. В моей квартире всегда тишина. Если прислушаться, что можно услышать паучка, который плетёт новогодний узор в углу комнаты.
Нина Окулова. Девушка с красивой фигурой. Не намного выше меня, но по её собственному убеждению на целых десять сантиметров. У неё светлые волосы, молочная кожа и милые веснушки.
Рядом с ней как никогда оттенены мои тёмные волосы и смуглая кожа. Цыганские корни дают о себе знать. Моя мама была классической красавицей, как и бабушка. Меня же от них отличают нос и глаза отца. А ещё от неизвестного достался рост и телосложение.
Я поднимаю глаза на девушку, протягиваю руку, чтобы забрать письмо.
Нина — моя лучшая и единственная подруга с неизвестных времён. Серьёзно. Я не знаю, когда мы начали дружить. Тысячу лет назад. Сколько я себя помню, рядом всегда была Нина.
Бабушка называла нас Ленок и Нинок. Она любила говорливую девчонку. И девочка отвечала ей полной взаимностью.
В современном мире это редкость. Дружба. Без какой-либо выгоды или условий. Мы просто всегда были рядом, что бы ни происходило. Будь то выпавший молочный зуб, двойка по математике, первая неразделённая любовь Нинок или смерть бабушки.
Вчера я не стала ей звонить, но сегодня она сама пришла меня проведать и позвать с собой. Новый год ведь! Каждый год одно и то же.
Нина приходит вот уже пятый год, пытается уговорить меня отметить с ней. Но она всегда празднует с родителями и кучей родственников.
В прошлом году я сдалась и поехала с ней к ним на дачу. Пожалела. Раз, наверное, тысячу. Ко мне весь вечер прихрамывал её двоюродный брат. Вовка.
Прихрамывал в прямом смысле. Он навернулся с лыж и повредил ногу, поэтому подвыпив и расхрабрев, хромая, ходил за мной по пятам. Когда Нина это заметила, она живо поставила его на место.
Подруга опускает бумагу на мою протянутую ладонь. Я снова вглядываюсь в написанные строки.
— Что я, по-твоему, должна делать?
Нина поджимает губы и выдыхает сквозь раздувшиеся ноздри. Она садится на диван рядом со мной.
— Ты просто обязана сходить к соседу и узнать. — Нина бьёт руками по сиденью. — Я бы на твоём месте уже давно дверь ему вынесла.
— Во-о-о-т бы он обрадовался, — протягиваю я, а Нина смеётся над моей ремаркой. — То есть ты хочешь, чтобы я вломилась в чужую квартиру, потому что так велела моя покойная бабушка? — Я потрясла письмом. — Ау, это весточка с того света! К тому же ещё неизвестно, бабуля ли это написала. А вдруг это чей-то злой розыгрыш?
— Нет, — подруга покачала головой, — это точно её почерк. Я узнаю его даже спустя сто лет. — Она указала на текст. — Посмотри на эту Й! С тех пор, как научилась писать, я пытаюсь повторить эту чёрточку, и у меня ни разу не вышло даже что-то близко похожее.
Она права. Мы с ней часами выводили буквы, когда проходили Букварь, стараясь подражать бабуле, но у нас не получалось. И тогда были слёзы. Много детских наивных слёз.
Бабуля никогда не ругала нас за закорючки и не утешала, она лишь посмеивалась и приговаривала, что почерк — это в жизни не главное.
По крайней мере, не в жизни врача — это сто процентов. Проучившись два года в медицинском, могу с уверенностью это подтвердить.
— Эх, жалко, что для меня послания нет, — вздыхает Нина. Она вдруг грустно улыбается и оглядывает комнату. — Ты вообще ничего не изменила, да? Всё словно замерло в тот день. Почему ты не выкинешь это барахло?
— Почему это не изменилось? — надуваю щёки, соперничая с рыбой-шаром.
— Ты словно сохранилась и сидишь в четырёх стенах. Агата Соломоновна была права.
