Шрифт:
Закладка:
— Господи… Прошу, Адияль, береги себя! Одумайся, ради Бога! — уже вдогонку уходящему генералу сказал трактирщик.
III.
К вечеру похолодало. Немного моросило. Поднялся ветер, колебал ветви берёз. У кладбища стояла легкая дымка. Издали слышалось ржание лошади и прищелкивание копыт. Мужчина в чёрном плаще и военном обмундировании открыл ворота и пошёл по направлению к трем могилам, стоящим одиноко у самого края кладбища. Он наклонился, сел на колени, подложил цветы к могилам. Лилии с золотистыми лепестками.
— Простите, что не приходил… Как вы там? Надеюсь, что на том свете вам уютно… уютнее, чем мне тут… — хриплым и неуверенным голосом прошептал Адияль. — Просто знайте, что я помню. Я люблю вас… отец, мама, Зендей… — Генерал достал из небольшой сумочки, висящей у него на поясе, кусок синей ткани, на котором был изображён двуглавый золотой лев, между головами которого красовался красный меч, уронил на него слезу. Положил его на надгробие с именем Вэйрад Леонель.
— Знаешь, папа, я раньше не понимал того, что ты мне говорил. Не понимал и твоей вечной чрезмерной опеки. Даже ненавидел! Подумать только! Ненавидел! Отца… всё до того, пока не потерял тебя… Мне не хватает твоих наставлений. Равно как и не хватает мне мамы. Да я её не знал, но… но чувствую, что умираю постепенно. Без любви, без понимания, ласки, нежности. Думал, Лисан восполнит в полной мере нехватку матери, и так и было пока не ушла и она. С её уходом моя жизнь лишилась последнего тёплого огонька. Душа погасла. Родители мои… Как же мне до вас далеко… Хотел бы знать, как… где вас мне найти, но… боюсь, дорога у меня одна. Ничего, скоро мы будем вместе.
Адияль бросил взгляд на крайнюю могилу с именем Зендей Леонель, от которой сидел слегка дальше. Но подойти к ней не решился.
Леонель встал, вытер влажные глаза, направился к могиле, стоящей чуть дальше.
— Здравствуй, Дебелдон. Я виноват… Я не смог сдержать ту клятву, данную тебе… это выше моих сил… Прости, — со слезами выговорился Адияль и положил на могилу красные, словно пылающие, маки. Задумался. — Наверное, я всё-таки слишком слаб. Где сейчас твоя яркая и ангельская почти улыбка? Кому светит там? Задумаюсь иногда, знаешь, как так вышло, что я остался один? В какой момент я лишился всего…
IV.
— Эди, ты снова покидаешь меня… Вновь на службу? — вставая с постели, проговорила голая черноволосая веснушчатая девушка с неприметными, но глубокими, словно океан, черными глазами, пышная фигура которой привлекла бы любого уважающего себя мужчину.
— Да. Отец скоро идёт на восточный фронт: южане прорвали блокаду у крепости Ист-Крег, — со спокойным голосом ответил юноша военного телосложения и выправки со светлыми пепельными волосами.
— В твои-то годы столько времени пропадать на службе… Может завести себе любовника? Что скажешь, Эди?
— Ли, я скоро вернусь. Не нужно меня провоцировать. Моё сердце может не выдержать… — Адияль надел нагрудник, кольчужные поножи, сапоги из толстой медвежьей кожи, поднял лежащий на тумбочке меч, затянул потуже пояс, вставил оружие в ножны.
— Ничего не забыл? — нежно и игриво спросила девушка, присев на кровать.
— Точно, прости, — Адияль подошёл к ней и горячо поцеловал её алые губы. — До встречи, Лисан.
— Прощай, Эди.
— Господин офицер, какого коня вам подать? — поклонившись, спросил конюх.
— Давай Ареса, — ответил юный солдат. — И перестал бы ты называть меня господином.
— Как прикажете, милсдарь!
Адияль оседлал белого коня с роскошной чёрной гривой и золотыми подковами.
— Но! В путь, Арес! Нас ждёт долгая и утомительная дорога, — взяв уздечки, погнал коня вперёд Адияль.
Было около семи часов утра. Погода стояла пасмурная; выл сильный ветер, теребивший ветви деревьев, мимо которых проезжал Леонель. Кроме того, всё более и более набегали тучи — собирался дождь, а точнее — ливень. Адияль, понимая, что погода скоро сильно ухудшится, прибавил ходу. Конь бежал на пределах своих возможностей. Солдат переживал, что такими темпами попадёт под дождь и намокнет, а с его амуницией ему тогда придётся тяжко.
Однако вскоре погода наладилась: выглянуло солнце, прояснилось небо, ветер стих, потеплело.
Прошло более полутора часов езды. На горизонте виднелось огромное каменное сооружение. Леонель ускорился.
— Пропустите, — приказал светловолосый юноша на белом коне с чёрной гривой и золотыми подковами, весь в доспехах.
— Сначала представься! Мы кого попало пускать не имеем права! Не позволено, — ответил стражник у ворот крепости Ист-Ютус.
— Посмотри внимательнее на значок у меня на нагруднике, — в грубой форме ответил всадник.
— Это же значок рода Золотых Львов! Это сын генерала Леонеля! — с удивленным лицом прошептал товарищу другой стражник.
— Открыть ворота! — крикнул первый стражник. — Извините за мою бестолковость, офицер Леонель.
Офицер не ответил. Просто направился дальше через ворота по каменному мосту. Но пафос, что отражался в его осанке и выпяченном подбородке, говорил о том, что офицер в крайней степени доволен осведомлённостью стражи о своём статусе.
Крепость выглядела внушительно: высоченные башни, которые, казалось, вот-вот пронзят небесную гладь, массивные стены, внушающие страх врагам, желающим покуситься на неё, река, которая ограждала центральную часть крепости, через которую протягивался длинный каменный мост. Везде стояли стражники в золоченых доспехах — гвардия высочайшего ранга.
— Ну вот и ты, братец! Приветствую, Адияль! Как дорога, как невеста твоя? — встретил офицера с распростертыми объятиями солдат с тем же значком, что был на нагрудной броне Адияля.
— Здравствуй, Зендей. Дорога была длинной. Лисан кое-как меня отпустила, если ты об этом. — Обнялись браться сухо. В частности холод исходил от младшего, что более чётко выражалось в его взгляде.
— Ладно, поговорите ещё. Нужно обсудить ещё немало вопросов до вечера, пока полководец Нильфад и генерал Отсенберд не добрались до пивного бочонка, — шутливо прервал разговор неожиданно появившийся статный мужчина с коротко стриженными светлыми волосами и небольшой бородой, на нагруднике которого был такой же значок, что и у братьев, а также красная лента, обвитая вокруг правого плеча и закреплённая золотой заколкой.
— Отец в своём репертуаре… Даже сына не обнимешь? Сколько ж не видел…
— Будет ещё, — приобняв сына, нежно сказал Вэйрад. — Идёмте. А насчёт «долго не видел» претензия отклоняется,