Шрифт:
Закладка:
— Обещаю, папа…
— Адияль… Я…
— Заткнись, Зендей… Ты был рядом… Но не уберёг отца. Не увидел? Не хотел? Мне плевать. Я не могу на тебя смотреть. Сгинь! — яростно провопил Адияль. — Столько лет! Я терпел… предательство. А теперь я вижу, что мой брат ни на что не способен… Слабак и трус. Даже отца… отца не защитил! — Адияль был безумен. Гнев, ярость взяли вверх над чувствами и укоренили убеждение о тотальной несправедливости, павшей ему на плечи.
— Адияль…
— Узнаешь, когда будут проходить похороны, — отправишь весточку. И прощай, Зендей. Думаю, я не буду рад встрече в следующий раз.
Адияль встал с колен, вытер слезы и направился за лошадью.
— Но! — сухо бросил он и поскакал.
Лишь один полководец в мундире, увешанном орденами, прибывший с подкреплением, самодовольно усмехнулся. Его грубое, неказистое лицо выражало неподдельную радость.
— Я предупреждал, — вымолвил он самым неприятным из всех возможных тоном, скаля зубы и облизывая своим длинным языком губу.
VI.
— Эу! Солдафон! За проезд через эту тропу положено платить! Двадцать золотых! — крикнул мужчина сомнительной наружности, держащий в руках дряхлый боевой топор. — Эу! Кому говорю! Куда поехал! Стой, говнюк!
— Тебе говорят, вояка! Стой. Иначе пожалеешь, — сказал подошедший к ним ещё один «постовой». За ним шли ещё трое верзил с дубинами.
— Уйдите по-хорошему. Я никого не пощажу, — ответил им всадник на белом коне с чёрной гривой в золотых подковах. Вы будете вопить от боли и биться в судорогах.
— Смотрите-ка! Какой уверенный, наглый мальчик. Ну-ка, ребят, накажем сволоту! Слезай с кобылы! Норберт Изельгаам хотел тебе кое-что сказать.
Адияль пропустил сказанное мимо ушей. Ему было не до этих слов. Он слез с кобылы, но только ради одной цели: усладиться кровью.
Не успел первый бандит замахнуться — тут же лишился руки, держащей дубину. Как и говорил Леонель, тот заревел, дрожа от нестерпимой боли, и вскоре умер. Скорость движений Леонеля была для них слишком высока, недостижима.
— Ах ты ублюдок! Толпой его, парни!
Ловким пируэтом Адияль избежал выпада разбойников. Следующим движением он вынес голову сразу двоим. Остальные двое застыли: на их лицах был ужас и непонимание.
Адияль ухмыльнулся.
— Бегите! — рявкнул офицер. — Это последний шанс.
Никто не ответил. Они были в состоянии шока и наверняка бы умерли от сердечного удара.
— Значит, вы решили.
Взмахом меча он разрубил их пополам. Кровь окрасила его доспехи.
Адияль запрыгнул на коня и поскакал дальше. Из-за дождя вся пыль на дорогах превратилась в грязевые реки. Конь еле пробирался вперёд. Кроме того, дождь почти смыл с доспехов, волос и кожи Адияля всю кровь.
— Но, Арес! — Конь фыркнул, но слегка ускорился. — День выдался слишком тяжёлый… Вот бы поскорей увидеть Ли… — проговорил себе под нос Адияль.
Солнце было уже высоко в зените. Его лучи падали на ветви деревьев, намокших после дождя, на сверкающую траву. Ветер слегка развеивал волосы Адияля и гриву коня.
— Господин Адияль! Гонец принёс известие… Мне очень жаль… — встретил офицера стражник у ворот небольшого каменного сооружения — поместья офицера.
— Милсдарь! Мы получили гонца! Что стряслось? Как же вы? — спотыкаясь, спросил подбегающий конюх.
— Оставьте меня. Не впускать никого. Лисан дома?
— Да, господин, — хором ответили прислужники.
— Ясно. Исполнять, — приказал Адияль.
Поместье выглядело роскошно. Всюду висели знамена с золотыми львами. Во дворе дома словно лабиринтами росли кусты алых роз. Между ними красовались саженцы декоративных пихт. С крыши кирпичного цвета свисали виноградные лозы. Правда, сорт был из тех, который вовсе не даёт плоды, а лишь служит декорацией. На территории поместья стояла конюшня с тремя стойлами. Все три лошади были белого цвета в золотых конных доспехах с золочеными копытами. Вся территория поместья была ограждена серокаменной стеной.
— Эди? Боже… мне так жаль… мой ты мальчик…
— Ли… Мне так тяжело… Ли, прошу помоги… Ты всегда помогала…
— Эди… Иди ко мне… иди скорей.
Её руки охватили шею Адияля. Их губы соприкоснулись в нежном и страстном поцелуе. Нежные женские пальцы Лисан потянулись к застёжкам доспехов. Они падали с металлическим стуком об плитку пола. Адияль стянул платье с хрупких и аккуратных плеч возлюбленной и вёл губами по её ключице. Через мгновение вся их одежда валялась небрежно раскиданной по полу. Прикосновения их тел, их кожи будто бы способно было тут же восполнить утрату Адияля, восстановить, затянуть его тяжелейшие раны. Он даже почти мог испытать счастье лишь благодаря этой столько же кроткой, сколько и пылкой девушке с чёрными волосами и глубокими, словно океан, глазами.
— Эди, мне нужно тебе кое-что сказать… Кое-что очень важное… — начала Лисан, прервав продолжительное молчание после страстной любви.
— Ли, сейчас не время. Давай ещё немного насладимся этим моментом. Я не хочу и не могу возвращаться в реальность… Мне страшно… Очень страшно…
— Нет. Не перебивай. Это очень тяжело и для меня… Но так дальше быть не может… Я… я тороплюсь. Слышишь, да, мне нужно уехать. Навсегда.
Адияль замолчал. Его глаза пронзительно следили за каждым движением её губ. Губ, которые лишь минуту назад прикасались к его телу. Пульс замедлился настолько, настояние вообще способно у живого человека.
— Мы давали друг другу клятву. Помнишь? В нашу первую ночь. На горизонте горел закат. Лучи заходящего солнца падали на нас. Нам казалось, что счастье именно такое. Мы полюбили друг друга. Любим и сейчас. Мы дали клятву, что никогда не предадим друг друга. Мы клялись, что ничто и никогда не разрушит нашего счастья. — Глаза Адияля похолодели, сердце будто замерло, дыхание участилось, кожа побелела. — Адияль, я нарушила эту клятву… Нет, не перебивай. Я не чувствую, но в то же время… чувствую себя виноватой, хоть мне и тяжело это говорить. Я всё ещё люблю тебя. Но ты знаешь, что я так не могу. Ты не простишь меня, а я не смогу быть с тобой.
— Ли… Я прощу тебя… Не бросай меня! Я прощу всё, Ли! Я прощу, ведь люблю тебя. Мне всё равно, что ты нарушила… Да и какая разница, ведь, ведь… Прошу…
— Нет, Адияль, не обманывай себя, — перебила Лисан. Глаза её увлажнились: это были слезы разлуки и отчаяния. — Ведь тебе рядом со мной не будет лучше… — Было и что-то в её глазах уже иное. Какими бы бездонными
