Хану радость –

средь русских раздор!

«Пусть урусы всегда меж собою дерутся –

Сладость власти есть в горечи ссор».

И опять как в ознобе трясется земля,

Злыми корчами бьется

под гнетом копыт.

Бранный пир для залетного воронья:

Вволю крови напьется оно,

погостит!

2

Младший рос, мужал, дела взрослили,

В братние раздоры не вступал.

Землю его войны обходили.

Только мир не вечен – час настал:

Шла по наущению Андрея

В отчие края Дюденя рать

Грабить, разрушать и убивать,

Ничего живого не жалея.

Подминая версты под себя,

Оставляя сзади пепелища,

Сами не имевшие жилища,

Выживших оставив без жилья,

Шли тумены, на снегу чернея,

Неостановимы – шли и шли,

Шли по зову каина-Андрея,

Князя-изверга своей земли.

На великокняжеский престол

Из улуса Джучи шел Андрей –

Видно, бес опутал и повел

По тропе которы и смертей.

За услугу данью вдвое большей

Той, что Дмитрий хану посылал,

Отплатить брат средний обещал:

Властолюбье – людям тяжкой ношей!

И в погоне за земною властью,

Упиваясь кровью братьев всласть,

Тело рвет страны родной на части

В алчной дрожи Городецкий князь.

Пламя над Владимиром, Коломной,

Полыхают Суздаль и Можайск,

Будто бы один пожар огромный

Губит позабытый Богом край.

Каждый ищет для себя спасенья.

От соседа помощи не ждет.

Слабость – порожденье разобщенья.

Отчужденье к немощи ведет.

Тверь гостей незванных не впустила,

Повернули от ее ворот.

Сила уважает только силу.

Лишь над слабым верх она берет.

Слабость в неосознанности силы,

В липком страхе прошлых горьких бед.

Слабость, скольких сильных ты лишила

Выстраданных муками побед?!

До Москвы змеею докатился.

Ханской рати малый ручеек,

И в овечьи шкуры обрядился,

И вьюном обвил Москвы порог.

Горек первый опыт Даниила:

Соблазнившись патокой речей,

Ворота Москва свои раскрыла

Для врагов в обличий друзей.

Был недолог бой, кровав и страшен,

И не бой, а сущая резня!

Полыхали свечи градских башен

В море всемосковского огня.

Закусив железные удила,

Кони вынесли из вражеских оков

И обманутого Даниила

И его растерянных бойцов.

Ускользнула малая дружина,

Побросав дома свои и скарб,

Все оставив за посадским тыном,

Не страшась людских и Божьих кар.

Страх перед ордынскою чумой,

Неотступный, леденящий кровь.

От доски отцовской, гробовой

И доселе гнул к земле сынов:

«Свыше посланное нам проклятье

За вражду, раздоры на Руси,

Человеку суждено понять ли?!

А тем более – остановить!

Все живое гибнет под напором

Непреодолимых злобных сил –

Страшный суд за распри и которы –

Божье наказание Руси!»

Перед Богом оправдать себя непросто.

Разве оправдание в словах!

Что стонать да плакать по погостам,

Коли вся земля – зола и прах?!

Княжество свое – куда бежать?

К братьям-упырям дороги нет.

Княжество мало. Но есть в нем пядь!

Есть в нем рать! И шею гнуть – не след!

Пусть прощенья свыше не дано!

Пусть молва осудит и казнит!

Но с плечей багровое корзно

Даниил снимать повременит.

Зацепиться за сажень, за пядь.

Пусть кругом одни лишь тлен и смерть.

Всем назло все сызнова начать!

Сыну Невского удел – все сметь!

3

Во Звенигороде плотники снуют,

Город встречи ждет с безжалостной ордой –

Кузнецы мечи булатные куют:

Расставаться с жизнью, так большой ценой.

Стены старые, им приступ нипочем,

И железо им знакомо, и смола,

И пороком их пытали и огнем –

Ладно все, да больно крепость уж мала!

Но на благо на дворе трещит мороз,

Для гостей воды хозяевам не жаль –

И по склонам вырастает льда нарост:

«Ну-ка, ежли кто желает, залезай!

Да гляди, не соскользнись на полпути.

Сразу гузно продырявишь о копье!

Если выдюжишь до верху доползти –

Тут согреем, смолкой ласковой польем!

Причесать тебя из стрельницы стрелой

Собралися все хорошие стрелки,

Им не жаль, поверь, гостек наш дорогой,

Им обидеть гостя просто не с руки!»

Князю гвоздем в мозг впилась Москва.

Стынет сердце – горю не помочь.

«Задарма купила татарва! –

Даниил не спит ни день, ни ночь.

– Удержать хоть клок родной земли

И отсюда заново шагать.

Чтоб в себя поверить мы смогли –

Отстоять! Хоть мертвым – отстоять!»

Устоял острожек-городок.

Враг ушел, бессилие коря,

В лютой стуже злого января

Получив заслуженный оброк…

И БОЛЬШАЯ РОДИЛАСЬ ЗЕМЛЯ!

4

Даниил Благоверный, скажи, в чем же дело?

Про тебя нет в учебниках

строчки одной!

Семь веков проползло, пронеслось, проскрипело –

Твое имя лишь в требниках –

местный святой.

Про тебя позабыли… Но все ль позабыли?!

Монастырь твой сносили –

снести не смогли.

Нас хотели лишить наших предков. Лишили?!

Нас почти ослепили.

Мы ж свет обрели.

Вырывали нам память из мозга клещами,

Кислотою травили,

железами жгли.

Мы ж прощали, мы все разрешали, молчали,

Погибали и жили,

забыть – не могли!

Окруженный разрухой заводов, завалов,

Монастырь белостенный

вставал из руин.

Как ей ни было б тяжко, страна понимала –

Кто наездник залетный,

кто сын.