круассаны, мелкий дождь за окном). Как вы относитесь к Генделю, в каких обстоятельствах это проявляется: время года, наличие/отсутствие оптимизма. Почему именно Сан-Суси. Здесь конкретно, пришел сюда, оказался именно тут, и что? Они здесь жили и что-то чувствовали. Видели статую – что-то ощущали. Даму и павлина, например. Вообще, тема статуй возникает нечасто. У Блока, например, есть фигура на Зимнем («И в небе сером осенние светы / Одели Зимний дворец царя, / И латник в черном / Не даст ответа, / Пока не застигнет его заря…»). Так что эти истуканы функционируют, что-то возбуждают. В определенном состоянии глядящего, по крайней мере.

Тему надо прицепить к чему-то или к кому-то. На статуи надо реагировать, меняя характер действий. Не персонаж-герой, а произвольный, лабораторный носитель намерений со своими нравами, особенностями провалов, удач и т. п. Это не будет нарративом или антропологией – тут вне социальной матрицы. Но поди представь, как себя ощущали тогда, имелись ли в виду вообще такие оценки. Ее могло и не быть, разветвляющейся психологии, по крайней мере – в массовом изводе. Доволен и доволен, зачем детали. Это натягивание нынешних чувств, а живет какой-нибудь печатник в начале XIX века, кто ж знает, что у него за переживания. Ежился от дождя, попавшего за шиворот, литеры пачкают пальцы. И что? Впрочем, домысливать имеет смысл. Даже как описание времени годится: скажем, тогда-то стали меньше страдать от домашних насекомых, качественно меньше – уже не думая о них постоянно (если до этого думали постоянно). Вариант не отбрасывается.

Так или иначе, требуются фактические данные. Что-то происходило именно здесь, не где-то и когда-то. А здесь такое место, что оно (пока, по крайней мере) отчетливо отдельное, без связей с чем-либо – как относящимся к месту, так и с чем угодно. Довлеет себе, не требует осознания деталей. Но откуда на русском Сан-Суси? В оригинале, на фасаде иначе, там Sans, souci (фр. «без забот», а почему запятая?). На немецком Schloss Sanssouci. На английском Sanssouci (есть и вариант Sans-Souci Palace, но этот на Гаити). Пусть уж будет Санссуси. А иногда с маленькой, как феномен или термин, санссуси. Да и два «с» ни к чему, одного хватит, Сансуси, сансуси.

Потсдам в 20 километрах на юго-запад от Берлина. Бабельсберг (куда довезла электричка) был границей Западного Берлина, западнее начиналась Восточная Германия (так что Потсдам был в ГДР). На Глиникском мосту (Glienicker Brücke) меняли разведчика Рудольфа Абеля (СССР) на летчика Гэри Пауэрса (США), обмены были еще несколько раз (Конон Молодый, Натан Щаранский с восточной стороны). Это третий мост, самый дальний от вокзала. На обратном пути я дойду до Бабельсберга пешком, через второй мост, перед ним еще указатель museum FLUXUS+, налево. В Бабельсберге была студия DEFA (Deutsche Film-Aktiengesellschaft), устроена после Второй мировой на базе Althoff Studios. Бабельсберг был киногородом, там работали и UFA, и Terra, а Babelsberg Film Studio – первая в мире large-scale киностудия, с 1912-го. Там, в частности, сделаны Metropolis Ланга и Der blaue Engel фон Штернберга (первый звуковой).

Поскольку я пишу на русском, то я können (мочь, иметь возможность), müssen (быть должным, быть вынужденным), sollen (быть должным, быть обязанным), wollen (хотеть, желать), dürfen (мочь, иметь разрешение), mögen (хотеть, желать) употреблять и российские культурные элементы. По сценарию «Семнадцати мгновений весны» в Бабельсберге жил Штирлиц. Понятно, это пустое упоминание, он к статуям (они же включили во мне ответственность за производство здесь хоть чего-то) отношения не имеет. О нем и шпионах что-нибудь сочинить можно, но это мне скучно. А так да, ходил бы в Сансуси, подолгу стоял возле голой дамы с павлином (глядящей на того в формате «видишь ли, птица»), чего ж нет. Штирлиц, какого в СССР не знали. Вздохнет, закурит. Вспомнит Петродворец.

Вариантом может быть сама обязанность что-то тут произвести, откуда-то возникшая вынужденность. Это не лирика вокруг мучений творчества; ответственность возникла в отчетливо физиологическом варианте, без каких-либо умственных оснований и в полном отсутствии понимания ее предмета. Но статуи всё затеяли, поэтому неизбежны в любом варианте. Может, я их просто не люблю, в принципе. Даже не их, но фактуру – гладкие формы, как стилистики со всеми их художественными фишками, мягко изгибающимися причастными, деепричастными, эпитетами и т. п. из выморочного набора. Впрочем, вызывающими инстинктивную приязнь, несносную. Еще ж и заранее задано, о чем они. Но с чего вдруг всплеск чувств по этому поводу? Ну да, оказался тут, а истуканы здесь единственная активная точка пассивного и замкнутого на себя пространства. Не парк же. Присутствует замкнутость существования, а из чего оно следует? Ни из чего, это и главное. А статуи – это как если бы увидел в лесу гриб и решил войти в него. Не так что в каждый: может, вот именно у этого что-то внутри, да хоть магнитик с сансуси (в ножке, крупный гриб). Такой трип, трипы бывают разные, вон, например, какие они длинные у коллекционеров чего угодно.

Место пустое, практически пустое, но продолжаешь о нем думать. Ловушка, вошел и ходишь, не получается связать место хоть с чем-то, а тогда как выйти? Определенность только у статуй. Трава зеленая, деревья зеленые, но темнее, небо голубое, дворцы желто-белый и красно-белый, статуи белые или серые. Цветы (конец мая, тепло) разнообразные. Еще не сумерки, но посетителей почти уже нет. Желто-белый дворец, похоже, закрылся. Ну, музей. Запирают ли вечером ворота? В любом случае со стороны красного дворца забора нет.

Сбоку от желто-белого, в аллее есть и просто головы, у некоторых вполне нынешнее выражение лиц, они вовсе не ажитированы. Как бы вот такая (какая-то) ерунда с нами произошла, да что уж теперь. Есть голова из черного камня, а глаза вставлены белые. Может, разнообразные визуальности насильно хотят выстроить какой-то объект у тебя в голове? Тогда можно фотографировать и эта сборка затормозит, вытеснится.

Оk, пофотографировал, послал R. павлина. Ловушка не рассосалась, но стало понятнее, что с этим можно сделать. Чем-то тут можно поживиться – но чем, где именно это оно? А тогда я отчасти зомби в поисках чего-то невидимого, но ощущаемого. Все честно, оно в ответ попытается сожрать меня. Например, предлагая формы, в которые сдуру влипну. В историю местности, например. Или же магнолии, цветущие повсюду, решат высосать из меня воспоминания о Щецине, где был примерно в 1990-м, их там полно, тоже цвели. Или на кого похожа во-о-он та морда? – что засунет меня в обессмысленную временем память и устранит желание