– Я рад, что приехал, ба, – произношу негромко.

– И я, внучек, рада, – с ласковой улыбкой отвечает она.

Мы расходимся по комнатам и укладываемся спать. Это так странно: вокруг столько звуков, и ни одного громкого. Ни воя сирен, ни шума машин, ни ругани за стеной. Только сверчки, тиканье часов, шуршание листьев за открытым окном. А потом еще и урчание кота, который, запрыгнув на мою кровать, укладывается мне прямо на грудь. Как будто знает, где болит сильнее всего. Только там и болит. Прижимая к себе наглую толстую морду, я уплываю в безмятежный сон.

Глава 2

– Лидия Порфирьевна, хлеба не было. Привезли совсем мало, разобрали еще до моего прихода. Простите, поздно сегодня пошла.

Меня будит голос, похожий на перезвон колокольчиков. По телу мгновенно разбегаются мурашки, а член встает, как по команде. Я улыбаюсь с закрытыми глазами. Мне все еще кажется, что я сплю, но потом слышу голос бабушки:

– Ой, ну что ты, Машенька. Разве это беда? Возьми денежку.

– Да за что? Я только конфеты смогла купить. Там всего-то двести грамм.

– Бери-бери, не выдумывай. Тебе деньги нужнее.

– Я позже испеку хлеб и принесу. Заберите деньги, Лидия Порфирьевна, вы что? Вы и так мне молоко даете бесплатно.

– Так это я так маму твою благодарю за всю ее доброту.

– Я не возьму, – безапелляционно. Упертая какая – отмечаю с улыбкой.

– Ох, девочка, – вздыхает бабушка.

– Все, я убежала. Спасибо большое за молоко.

– Зайдешь еще за сметанкой позже.

– Вот хлеб испеку – и зайду.

– Да не бегай с банкой! – выкрикивает бабушка и добавляет тихо: – Разбить ведь можно.

Я сажусь на кровати и тру лицо. Даже не глядя на часы, понимаю, что еще слишком рано для пробуждения. Даже на пары я не встаю так рано. Отодвигаю в сторону штору, глядя сквозь стекло окна на кристально чистый воздух. Такой может быть только в деревне, где выхлопные газы портят воздух, судя по всему, всего пару раз в день: когда проезжает машина с продуктами, а еще когда мелькают такие, как я, залетные.

Мой взгляд цепляется за фигурку, выскакивающую через калитку. Толстая светлая коса, словно хлыстом, проходится по спине, когда девушка резко разворачивается, чтобы закрыть засов на калитке. Я почему-то не могу оторвать от нее взгляд, хоть девушка совершенно не в моем вкусе. Слишком низкая, грудь маленькая, курносый нос. Вот что точно привлекает мое внимание – это приятные окружности попки, которые просматриваются под тонкой тканью платья. Она встала так, что как раз на это место попадают солнечные лучи, и ткань становится практически прозрачной.

Что ж ты, девочка, так опрометчиво светишь прелестями перед голодным волком?

Поправляю стояк и, проводив девчонку взглядом, снова откидываюсь на подушки. Ну вот, теперь сна ни в одном глазу. Приходится отбросить одеяло и встать. Раз уж я решил испытать новые эмоции, пожалуй, стоит начать менять ритм жизни. Хотя бы на эти два месяца.

– Доброе утро! – здороваюсь бодро, входя на кухню.

Хотя это и кухней назвать сложно. В этом домишке всего-то: прихожая, две комнаты без дверей, и две проходные: кухня и гостиная. Вот и вся площадь. У нас гостиная больше этого дома.

– О, внучек, доброе утро! – радостно восклицает бабушка. – Присаживайся, я уже булочек напекла, будешь завтракать. Яички сварила, салатик нарезала.

– Ба, я не ем столько с утра. Мне хватит чашки кофе.

– А кофе у меня нет, – притормаживает она с тарелкой, на которой катается четыре почищенных яйца. – Я ж не пью его. И хлеб вон Маша не смогла купить, поздно пошла бедная девочка.

– Ба, спокойно, я и чаю выпью, – отвечаю с улыбкой, вынимая из ее пальцев тарелку и усаживаясь за стол. – Яйца не буду, а вот булочек поем.

Бабушка накрывает на стол и садится вместе со мной поесть. Бросаю взгляд на часы: семь. Ого, рановато.

– А ты во сколько встаешь? – спрашиваю я.

– В пять, иногда в четыре.

– А зачем так рано?

– Так корову нужно доить, хозяйство кормить.

– Ты все еще держишь корову? – удивляюсь я, вспоминая ее рассказы из моего детства.

– А куда деваться-то? Кушать же нужно. Да и пенсии мне едва хватает, вот Зося меня и кормит.

– Порфирьевна! – слышу голос со двора.

– О, а вот и покупатели, – спохватывается бабушка, вставая. – Лена, я в доме! – выкрикивает, выходя в прихожую.

Пока бабушка разбирается там с покупательницей, я расправляюсь с тремя булками. Удивительно, что в меня лезет еще и четвертая, учитывая, что я привык завтракать кофе с сигаретой.

– Ну как? – спрашивает бабушка, вернувшись на кухню и снова сев за стол.

– Очень вкусно, – едва прожевав, отвечаю я. – Ба, давай тебе воду в дом проведем. И туалет сделаем.

– Да где ж мы его сделаем? И зачем мне? Я уже так привыкла.

– Ну, цивилизация не стоит на месте, надо создавать себе удобства. И машину стиральную с функцией сушки. Постирала, посушила – и все. Не надо развешивать.

– Кирюш, да не надо мне все это, – отмахивается она.

– Что ж, придется причинять добро насильно, – притворно хмурясь, произношу я, а бабушка смеется.

Во время перекура оцениваю «масштабы трагедии». Ворота и правда, наверное, старше моей ба, как и забор, отделяющий от соседей. Туалет этот стремный. Пока пользовался им, не мог определиться, какой страх сильнее: провалиться или задохнуться. Так что мне однозначно предстоит все это изменить. Я так сильно вдохновляюсь идеей устроить тут у бабушки элитный дом с кучей наворотов, что внутри меня бурлит энергия, несмотря на ранний час. Только проблема в одном: я вообще ни хрена не знаю, с какой стороны подступиться к решению проблем. Потому что за меня всегда все решали родители.

В груди ноет при мысли о том, что и мою дальнейшую судьбу они тоже решили. Тот аргумент, что я расстался с Никой два месяца назад, мою маму вообще не трогает. Она считает, что это был мой каприз, а «Никуша» – так и слышу это в голове голосом мамы, – достойная девочка из хорошей семьи. Эта достойная девочка сосет как заправская шлюха и может таким матом обложить, что даже у меня порой уши вянут. А еще она считает меня своей собственностью и начинает травить любую девушку, которую увидит рядом со мной. Бесячая до жути.

Ладно, раз умный человек дал миру интернет, я точно смогу внести изменения в уклад бабушкиного хозяйства. Захожу на