— Устала чего? Голосить? — улыбается Годияр, утыкаясь носом в мамино плечо.

— А я много вопила? — Севара тянет маму за смоляную косу, привлекая внимание.

— Все младенчики громкие. Они ещё не умеют говорить и не могут сказать, что не так, потому кричат.

— Но ты тише была, Сева. — Годияр гладит сестру по голове, будто одобряя её решение меньше выть.

Мама усмехается, не без труда поднимая сразу двоих детей, чтобы унести подальше и рассказать новые сказки про степи, солёную воду и оскал гор.

Сон был приятным, как аромат свежей выпечки, как мягкое касание пушистого пледа, как тёплый чай у камина. Однако длиться вечность он не мог, как бы ни хотелось.

Дремота рассыпалась осколками, когда кто-то вдруг вскрикнул, а сани тряхнуло. Вздрогнув всем телом, Севара распахнула глаза, в ужасе уставившись на людей в отрепьях, с накинутыми поверх нищенскими зипунами. Пара мужчин уже стояли рядом с фыркающей лошадью, ещё двое без особых проблем скрутили бранящегося старичка, уложив его лицом в снег. Из тени деревьев у самой дороги показались ещё трое. С мерзкими ухмылками они поспешили к саням, к одинокой беззащитной девушке, которая испуганно оглядывалась.

Один из разбойников без лишних любезностей ухватился за шиворот шубки и дёрнул. Севара коротко взвизгнула от неожиданности. Не успела она опомнится, как её стянули с насиженного места. Кто-то грубо схватил её руку.

— Гляньте-ка, нас ждёт десертик! — воскликнул мужик, от которого, как и от других исходила какофония запахов из пота, удушливого перегара и скуренных дешёвых папирос. — Иш какая краля!

— Узкоглазая, — презрительно сплюнул другой.

— А тебе разница есть? — хохотнул третий. Он подошёл ближе и, обдав кариозной вонью, заметил: — Первым же под юбку полезешь.

Сердце Севары ухнуло, под ложечкой засосало. Её не пугала перспектива быть обворованной, к тому же и красть у неё сейчас особенного нечего, но намёк, брошенный разбойниками был куда ужаснее. Что конкретно они сотворят, не известно, однако догадаться можно… Да и без того ясно, что вряд ли всё обойдётся беседой и чаепитием.

Тем временем шубку стащили. Крепкий мороз тут же прорезал ветром ткань платья и пронзил холодом тонкую кожу. Севара сжалась, нервно вцепившись в муфту одной рукой. Кто-то резким движением сдёрнул с её головы меховую шапку. Хорошо, хоть за платок не взялись.

— А разодета-то! Разодета! Не наше ремьё!

Державший до того шубу мужик, бросил её своему пособнику, а сам ухватился за грудь несчастной, сжимая, и похабно загоготал. Севара вскрикнула и отскочила, натыкаясь на очередного разбойника, который с радостью облапал её бёдра.

Страх сжимал лёгкие, жаром проходился внутри, поднимался комом к горлу. По телу бегали мурашки то ли от холода, то ли от охватившего ужаса. Севара не успевала думать о происходящем, но знала, что ей нужно как-то сбежать. Она видела просвет меж деревьями. Затеряться бы там, да как бы ноги не увязли в снегу. Но и по дороге не побежишь — точно догонят. А главное — куда? Куда идти, где город?

Вдруг разбойник сбоку захрипел — то старик, оказавшийся проворным не по годам, зарядил ему локтем под дых, да кинулся на другого.

— Беги! — крикнул извозчик, махнув рукой на тёмные стволы деревьев.

Дважды повторять не потребовалось: подхватив юбки, Севара кинулась в указанную сторону. Остаться на месте — точно погибнуть, так и надругаются ещё, а лес… Лес — надежда. Вдруг можно дойти до города, вдруг найдут добрые люди? По логике, Пэхарп находился в той стороне, куда вилась дорога, куда ехали сани, значит, если бежать, не теряя направление, теоретически можно спастись.

Позади остались крики и ругань, но Севара, напуганным зайцем, неслась вперёд, периодически проваливаясь в толщу снега ногами. Она боялась остановиться — вдруг нагонят? Повалят, разорвут платье и…

Севара старалась не сворачивать сильно, но за тучами не видно было Инти, из-за чего знать наверняка, не сошла ли с намеченного направления, она не могла. Когда в боку закололо, а стук сердца грохотал в ушах, она упала, а подняться из-за сильной усталости смогла не сразу.

Смеркалось. Тьма спускалась быстро и решительно — природе не было дела до заплутавшей девчонки, бредущей по лесу. Тучи стали почти сурьмяными, зелёная хвоя в тенях превратилась в тёмно-лазурную, снег стремительно падал, похожий теперь на крупный пепел, а вокруг расстилалась густая тишина. Только тяжёлое дыхание Севары хрипело, громом отражаясь от деревьев. Мороз усилился, вцепился в загнанную девушку, клыки его легко преодолевали и ткань, и кожу, а яд холода разлился по венам.

Тело дрожало, зубы стучали. Севара стянула оставшийся пуховый платок с головы и повязала на туловище, засовывая руки в муфту, которую всё это время лихорадочно сжимала. Распущенные густые чёрные волосы заменили шарф. Пока не замёрзла окончательно, нужно идти. Вперёд, к городу.

А что если город в другой стороне? Или её по пути разорвут голодные волки? Севара старалась не думать о таких возможностях, чтобы не нагнетать. Мысленно она повторяла себе: «иди». И она шла.

Она вспоминала о доме, где остались братья, о замужней уже младшей сестре, о бабушке, о погибшем отце и умершей матери. Ей хотелось разрыдаться и сдаться, но мерещился грубый голос деда Шаркаана. Он бы не простил ей, внучке нукера, слабость.

Бабушка говорила, что Бирлик, откуда родом мать Севары, — дикая, сухая и жаркая сторона. Туда пройти можно лишь через ущелье, там камни гор переходят в степи, которые у самого берега океана становятся плодородными. Когда-то Бирлик был отдельной страной с множеством каанов, которые упорно сражались с царством севернее. Теперь и царство, и каанства стали одним государством, как и западные кнешества. Но до сих пор некоторые люди хаяли народ Бирлика, даже бабушка иной раз сетовала на «кипящую кровь кочевников».

Кипящая. Горячая. Она должна греть и здесь, в стылом краю… но как же хотелось спать!

Вряд ли Севара могла сказать в какой момент ноги её подогнулись, и она съёжилась под деревом, продрогшая и трясущаяся. Позор её предкам по обеим сторонам. По крайней мере она не плакала. Нет уж. Если и найдут, то без замёрзших на щеках слёз. А её найдут. Потому что она отдохнёт и снова поднимется!

Какое-то время Севара лежала, кутаясь в снег, борясь с ледяным ветром, гуляющем по позвоночнику и мраком сна, который мог стать вечным. Тело стало вялым, неподатливым, будто вся мощь, которая у него была растрачена окончательно. Не хватало силы даже на мысли.

— Здравствуй.

Севара, которая почти задремала, дёрнулась. Она не понимала говорит ли кто-то рядом или её замороженный