Но Большой Босс заценил. С его стороны раздался негромкий смех и он, даже, пару раз совместил ладошки. Типа обозначил, что он похлопал.

– Неплохо, неплохо... Ничего выдающегося, но всё равно - очень достойно. Особенно, если учитывать его состояние. Видишь как его полоскает? Сотрясение у него, по любому. Перестарались твои парни.

– Он Грине ногу сломал, - подает голос местный хозяин. - Просто вот так схватил за ступню и вывернул... Гриня ходить не может. Как бы инвалидом не остался.

– Охотно верю, - кивает Большой Босс. - Этот может... Дайте ему воды напиться. И пусть приберут здесь.

Как по мановению волшебной палочки тут же появился ковшик с водой, и пугливая служанка с тряпкой. Меня усадили на пол у стены (без стены вряд ли усидел бы даже) и напоили. (Опасаются, суки, даже ковшик мне в руки давать. А ну как я его в оружие превращу? Правильно опасаются, кстати. Это я запросто... Вот только не в моем теперешнем состоянии.)

А Большой Босс, поглядывая на меня, заговаривает снова:

– Меня зовут Шварц. Слышал?

Я упрямо молчу, рискуя вызвать его недовольство, и пытаясь осознать всю глубину задницы, в которую я угодил. Про Шварца я, конечно, слышал. Если это тот Шварц, что я знаю - то это лидер восточников собственной персоной. Глава не просто мощнейшего анклава, глава альянса анклавов. И он, без всяких там смехуёчков, действительно Большой Босс.

Мое молчание ему явно не понравилось. Но он не стал метать громы и молнии, наоборот, гнусно так улыбнулся (типа по доброму, как он думал. Хотя вышло мерзко), и ласковым голосом продолжил:

– Упрямый... Слышишь, упрямый, ты же понимаешь, что ты в полной моей власти? Я вот только щелкну пальцами и тебя не станет. Прям вот сразу. Р-раз и нету.

Я молчал, устало смотря прямо в его маленькие глазки. Страх? Да, страх был. Умирать не хотелось. Но он был не такой острый, как я сам ожидал. Какое-то странное равнодушие накатывало на меня. Похоже, пошел откат после вспышки движения. Сил не остается даже на страх. А Шварц, разглядывая меня и, видимо, не уловив в моих глазах этого самого страха, кивнул, словно самому себе, и продолжил свой монолог:

– Хотя смерти ты, возможно, и не боишься... Но тебя можно сломать. Можно. Даже самые упрямые и твердые ломаются... Опустить тебя. И девку вон твою по кругу пустить. У тебя же на глазах. Да ты потом сам повесишься с позора.

Я молчал. Этот жирный боров заставил-таки меня выйти из равнодушного созерцательства. Внешне я не шевельнул ни одним мускулом, но внутри по жилам вновь заструилась энергия. Злость придала сил... Немного. Последние ресурсы организма, видимо. Только бы выбрать удобный момент...

– Но я не буду этого делать, - продолжает этот Джабба Хатт. - Это вон Колесо, - он кивает на кого-то за своей спиной, - любит людей ломать. Ему это удовольствие доставляет. А я не верю во все эти психологические штучки. Если у человека есть характер, то его можно избить, изнасиловать, пытать каленым железом и он, вроде как, со всем согласится. Возьмется за любую работу. Будет унижаться и лебезить... Но только до того момента, когда не увидит шанс за все поквитаться... Вот тогда горе его мучителю.

Он помолчал, разглядывая ногти на собственной руке, о чём-то размышляя. Затем улыбнулся и продолжил:

– Рабом, конечно, никто не рождается. Рабов нужно воспитывать. Вот только не каждый материал подходит для заготовки будущего раба. Есть буйные, упрямые, несгибающиеся. Можно заставить работать и их... Но тогда жди бунтов и неповиновения. Стычек с надзирателями и охранниками. И для других рабов дурной пример. Нет. Таких буйных нужно утилизировать. Чтоб не смущали остальных. А унижать их для этого совсем не обязательно.

И снова томительная пауза. Как же он любит эдакое многозначительное молчание. Небось думает, что выглядит в эти моменты мудро и величественно. Тоже ахиллесова пята, если подумать... А насчет Колеса - это интересно. Неужели это тот самый Колесо, что на Просвете озоровал? Выжил таки, гад? К восточникам прибился? Что же они всякую нечисть у себя собирают? Сперва цыгане, теперь вот Колесо ещё...

– Но и утилизировать можно по разному. Можно, конечно, просто всех отволакивать в ближайший овраг. Чик по горлу, и всё готово. Но, на мой взгляд, это слишком просто. А вот гладиаторские бои... Когда утилизируемые сами уничтожают друг друга, выполняя за меня всю работу... Да еще и зрелище, конечно. Главное - правильно замотивировать. Ты хочешь жить, упрямый? Не просто жить, а еще и свободу?

Я по прежнему каменно молчал, предоставляя этому фашисту недоделанному раскрываться во всей красе. Как же любят подобные типы разглагольствовать. Вот всегда считал, заезженным и неубедительным штампом, когда в фильме, в финальной сцене схватки главного героя и главного злодея последний начинает изливать душу, куражась над главгероем, вместо того, чтоб побыстрее прихлопнуть его. Но, оказывается, такие типажи действительно существуют!

– Я даю тебе шанс. ШАНС! Ты слышишь? Пусть один из шестнадцати, но это ШАНС! Я провел уже четыре таких турнира и всегда, слышишь, всегда отпускал победителя и запрещал его преследовать. Никто не сможет обвинить меня в том, что я нарушил данное слово и не отпустил победителя.

Тут не поспоришь. Что есть, то есть. Шрам, выигравший, похоже, первый подобный турнир, действительно ушёл от него на своих ногах и никто его не преследовал. Так что, по крайней мере, насчет того, что отпустит победителя, он, похоже, не обманывает. Но ведь надо ещё и победить! А я - не Шрам. И с оружием не очень. Нет, Шрам меня, конечно, натаскивал слегка, но именно что слегка. Мне, даже, до его уровня как до Пекина раком. А ведь Шрам сам едва выжил тогда.

– Ты так и будешь молчать? - начал терять терпение Шварц. - Скажи что-нибудь! Или ты мне всё-таки отдать тебя Колесу, чтоб он проверял на тебе свои методы ломки непокорных?

– Я согласен, - словно со стороны слышу собственный хриплый голос. - Но, с одним условием.

– Не в том ты положении, чтоб условия диктовать! - победно улыбается Шварц. (Добился-таки своего, я заговорил) - Но я люблю наглых. Чего ты хочешь?

– Девчонку, - я киваю на забившуюся в угол