дверей, следил за тем, чтобы одновременно к святыне допускался только один паломник. На следующий день я спрятал письменные принадлежности в своей одежде и потратил время, отпущенное мне в этот день и пять последующих дней, на тщательное копирование надписей на камне.

Я незаметно унёс свой трофей, но не вернулся в Т'айнфу. Вместо этого я бродил от монастыря к монастырю, от храма к храму, беседуя с учёными людьми и читая древние летописи, к которым мне, как жрецу-паломнику, обычно предоставлялся беспрепятственный доступ. На перевод, поначалу показавшийся мне простой задачей, у меня ушло десять лет.

Когда он был закончен, я понял, что текст была написан не Богом, как предполагалось, а первым земным предком моей расы, и я обнаружил, что на меня теперь возложены обязательства, оказавшиеся таким же трудным для исполнения, как и сам перевод. Кратер, исследуемый вами, был описан в тексте, но его местоположение было неизвестно автору. Мне было предписано отыскать его и отыскать вас. Мне потребовалось девять лет, чтобы найти кратер, за это время я посетил тысячи мест, ни одно из которых не соответствовало описанию в точности. Ещё год ушёл на то, чтобы найти вас и узреть знак.

— Могу я спросить, о каком знаке вы говорите? — спросил профессор.

— Мой прославленный предок, поручивший мне передать вам его послание, поведал в тексте послания, что его дух будет наблюдать за мной с Магонга. Он предсказал, что вы появитесь в этом месте, и когда это произойдёт, он подаст мне яркий сигнал из своей Небесной обители.

— И вы видели этот сигнал?

— Я видел и продолжаю видеть, ибо он всё ещё виден. Узрите!

Он указал на полную Луну.

Профессор взглянул на Луну, затем поднёс к глазам бинокль и настроил его.

— Клянусь Юпитером! — воскликнул он. — У вас необычайно острое зрение. В кратере Аристарх виден яркий свет, похожий на свет звезды. Это редчайшее явление.

— Я много лет изучал Магонг, — ответил наш гость, — и натренировал свои глаза видеть то, что не доступно для глаз простых смертных. Я мог бы воспользоваться телескопом или биноклем, но для моей цели они мне были не нужны.

— Замечательно! — прокомментировал профессор. — И этот свет соответствует пророчеству?

— В точности. Итак, позвольте мне передать вам своё послание и удалиться, поскольку мне нужно многое сделать, прежде чем Магонг снова скроет своё лицо.

Достав из кармана большой, объёмистый конверт, азиат встал и с глубоким поклоном вручил его профессору.

С готовностью вскочив на ноги, профессор принял его с поклоном, таким же глубоким и величественным, как и у дарителя.

— Люди науки, — сказал наш гость. — Используйте это послание по своему усмотрению, поскольку это ваше право, но вы окажете услугу прославленному отправителю и будете благословлены как сами, так и ваши потомки, если воспользуетесь им для умножения знаний человечества.

— Я постараюсь воспользоваться им так, как вы желаете, — ответил профессор, — и благодарю вас за него и за доверие, которое вы нам оказали.

— Не благодарите меня, — последовал ответ, сопровождаемый многозначительным жестом, направленным в небо. — Поблагодарите П’ан-ку.

— Я так и сделаю. Не могли бы мы и завтра насладиться вашим обществом?

— Тысяча благодарностей и столько же сожалений, но моё служение будет окончено, когда Магонг скроет своё лицо. Я устал и хочу вернуться в Т'айнфу. Итак, прощайте.

Он поднялся со своего места и, не сказав больше ни слова, величественно вышел в лунный свет. В последний раз мы видели посланника, когда его высокая, худощавая фигура на мгновение вырисовалась на фоне неба на краю кратера.

Дрожащими пальцами профессор сломал печать на конверте и извлёк оттуда написанную аккуратным почерком рукопись. Она была на английском, и он прочитал её мне вслух, в то время как Аламо громко храпел, закутавшись в одеяло, в нескольких ярдах от меня.

С разрешения профессора Томпсона я впервые публикую её здесь, и хочу сразу пояснить, что, хотя она, по-видимому, проливает свет на многие вопросы, озадачивавшие наших ведущих учёных на протяжении сотен лет, но, в свете наших нынешних знаний, не поддаётся ни доказательству, ни опровержению, мы не можем поручиться за её достоверность.

История П’ан-ку

Достигнув преклонного возраста в двести девяносто восемь земных лет и чувствуя, как руки Сан-мяу, пожирателя, мрачного посланца Верховного Бога Т’иена, всё крепче сжимаются на моём горле, медленно выдавливая мою душу из этой старой оболочки тела, я, П’ан-ку, повелитель тысяч, основатель новой расы и последний оставшийся в живых представитель старой, отказался от своих многочисленных обязанностей и удовольствий — управления делами моих подданных, общения с моими жёнами, моими детьми и детьми детей моих детей, которые когда-нибудь будут многочисленны, как звёзды на небе, — чтобы написать эту историю моего народа для тех, у кого хватит ума и желания понять её.

В течение миллиона лет люди моей расы населяли Магонг, когда он был ещё планетой среди планет, свободно вращающейся сферой со своей собственной устойчивой орбитой, располагающейся на полпути между орбитами этой планеты и ужасного, разрушительного мира войны — Марса. В течение половины из этих миллионов лет мой предок — П’ан-ку — восседал на императорском троне Магонга и властвовал над всеми его землями и морями.

Когда родился я, наследный принц Магонга, мой народ достиг высокого уровня цивилизации, ибо за миллион лет можно достичь многого. Более десяти тысяч лет Магонг поддерживал связь с Марсом, единственной планетой, населённой разумными существами. На протяжении более пяти тысяч лет наши межпланетные корабли посещали их планету, и их корабли наносили дружественные визиты на Магонг, перевозя пассажиров, промышленные товары и сырьё. Колония этих бледнолицых людей, чьи лица я хотел бы никогда больше не видеть, была основана на одном из наших континентов, и наши правители, то есть мои предки, относились к ним со всем дружелюбием. На Марсе также обосновалась колония наших отважных желтолицых людей, и их приняли со всей возможной благожелательностью.

Ещё до того, как мне исполнилось шестнадцать, я научился управлять эфирным кораблём, и когда, к удовольствию моего отца, я продемонстрировал, что в совершенстве владею межпланетной навигацией, он разрешил мне двухлетний отпуск для посещения внутренних планет — Земли, Венеры и Меркурия. Это путешествие я затеял в основном для моего собственного обучения, поскольку все три планеты были исследованы тысячи лет назад и впоследствии регулярно посещались нашими научными экспедициями с целью составления таблиц эволюционных изменений, происходящих на них. На Меркурии не развилось ничего, кроме самых примитивных растительных организмов. Венера изобиловала жизнью, начиная от микроскопических одноклеточных животных и заканчивая гигантскими четвероногими рептилиями, бродившими по её