Дорога казалась бесконечной. Мы ехали долго, и я не могла понять, сколько прошло времени. Шум дороги, неизвестные звуки — всё это сливалось в один непрерывный поток, заставляя мои нервы натягиваться до предела. Сердце колотилось, как безумное, и я чувствовала, что больше не выдержу.

Обстановка в микроавтобусе была напряжённой, и каждый из нас чувствовал, что находится на грани. Я пыталась успокоиться, но это было невозможно.

Жаркий воздух пустыни обжигал лёгкие, когда нас вытаскивали из душного микроавтобуса. Я чувствовала, как песок, словно раскалённые иглы, впивается в кожу. Всё вокруг было залито ярким светом, и от этого контраста я на мгновение потеряла ориентацию. Нас, словно беспомощных кукол, вытаскивали и ставили на ноги, грубо толкая вперёд.

Пустыня. Бесконечная, безжизненная, поглощающая любую надежду. Тело было обессилено, душа - опустошена. Я видела страх в глазах других девушек, их немые мольбы о спасении. Но никто не слышал нас. Мы были никем и ничем в этом аду.

Под палящим солнцем мы шли, спотыкаясь, едва передвигая ноги. Песок под ногами был горячим, как угли, и каждый шаг приносил мучительную боль. Мы шли молча, иногда бросая друг другу полные отчаяния взгляды. Никто не знал, куда нас ведут и что нас ждёт впереди. Жажда сводила с ума. Губы трескались, язык прилипал к нёбу. Вода, которую нам дали, опять воняла чем-то гнилым, но это была наша единственная надежда на спасение от обезвоживания. Впереди нас ждала неизвестность, и каждый шаг давался с трудом. Вика, говорила я себе, держись. Ты должна выжить. Ради себя, ради своих детей.

Солнце висело прямо над головой, обжигая кожу и слепя глаза. Мы стояли посреди этого песчаного ада, ощущая, как слабость охватывает тело. Внезапно мы услышали звук приближающегося двигателя. Пыль поднималась в воздух, и вскоре из-за бархана показался чёрный джип.

Машина остановилась прямо перед нами. Из неё вышел мужчина. Высокий, с густой чёрной бородой, его глаза сверкали холодным блеском. Другие конвоиры сразу замерли, словно признавая его главенство.

— Асад, — прошептала одна из девушек рядом со мной. В её голосе слышались ужас и паника.

Асад подошёл ближе, окидывая нас презрительным взглядом. Он медленно обходил нас, изучая каждую, словно товар на рынке. В его глазах не было ни капли сочувствия или жалости. Только холодный расчёт и жестокость. А еще похоть. Любая женщина увидит этот мерзкий блеск в мужских глазах и содрогнется от гадливости.

— Быстрее, — рявкнул он, махнув рукой конвоирам. — У нас нет времени на задержки.

Его голос был грубым и властным. Конвоиры сразу начали нас подгонять, толкая и подталкивая вперёд. Я чувствовала, как страх сковывает моё сердце. Мы были в полной его власти. Но несмотря на это я крикнула на арабском:

- Дайте нам воды если хотите чтобы мы шли быстрее!

Асад подошёл ко мне, его взгляд остановился на моём лице. Он поднёс руку и грубо поднял мой подбородок, заставив посмотреть ему прямо в глаза.

— Ты, — сказал он тихо, но в его голосе слышалась угроза. — Запомни, здесь ты никто. И тебе придётся смириться с этим. Воды вы получите ровно столько сколько мы сочтем нужным.

Он отпустил меня, и я едва удержалась на ногах. Слёзы подступили к глазам, но я не позволила им пролиться. Асад вернулся к джипу и начал отдавать команды своим людям. Они подчинялись ему беспрекословно, исполняя каждый его приказ с точностью и быстротой. Я поняла, что этот человек — хозяин нашей судьбы. Он собирался перепродать нас, как животных, не заботясь о наших жизнях и чувствах.

Мы снова двинулись вперёд, теперь уже под присмотром Асада.

Я смотрела на него с ненавистью, но знала, что сейчас не время для сопротивления. Мы были в его власти, и любое неверное движение могло стоить нам жизни. Он отдавал команды, словно мы были не людьми, а скотом. Я старалась не думать о будущем, концентрируясь на каждом шаге, на каждом вдохе. Каждый шаг давался с трудом, но я продолжала идти.

Наконец, когда солнце начало скрываться за горизонтом, мы разбили лагерь. Небо над пустыней было чёрным, усыпанным звёздами, которые казались далекими и недосягаемыми. Мы сидели в кругу, обмотанные верёвками, словно животные. Тьма накрыла нас, как плотное одеяло, и я прислушивалась к голосам арабов, пытаясь понять хоть что-то.

— Спи, — приказал один из конвоиров, толкнув меня. Я притворилась, что засыпаю, хотя каждый нерв был напряжён до предела. Тихо, незаметно я начала распутывать верёвки на руках. Сердце колотилось, как безумное. Я знала, что один неверный шаг, один звук, и всё будет кончено. Я двигалась медленно, чтобы не привлечь внимания. Верёвки поддавались, и вот, наконец, мои руки были свободны. Я чувствовала, как страх и адреналин смешиваются в одно бурлящее море внутри меня. Нужно было действовать быстро и решительно. Я кралась, словно тень, к спящим конвоирам. Сердце стучало в ушах, дыхание перехватывало от волнения.

У одного из конвоиров из кармана торчал смартфон. Я тихо и осторожно вытаскивала его, молясь, чтобы он не проснулся. Это был мой единственный шанс. Вика, только не дрожи, говорила я себе. Я схватила телефон и отступила назад, стараясь не разбудить никого. Я набрала старый номер Ахмада, который помнила наизусть, сердце колотилось в груди. Пожалуйста, ответь, думала я. Только ответь. На том конце провода сработал автоответчик. Надежда рушилась, как карточный домик. Я не могла поверить, что это происходит. В этот момент я услышала шорох позади. Один из арабов проснулся и вскочил на ноги. И я в панике закричала в трубку:

— Мухаммад!

Я бросила телефон и попыталась убежать, но он схватил меня, повалил в песок. Я вырывалась, кричала, но знала, что мои усилия бесполезны. В глазах араба были только злость и ярость.

- Заткись, шармута! Я тебе сейчас глотку перережу и трахну в эту дырку!

Тяжело дыша я испуганно замолчала, глядя на него.

Меня толкнули на землю, и я почувствовала, как песок врезается в кожу. Они кричали на меня, размахивая руками, но я ничего не понимала. В голове звенел лишь один вопрос: что теперь?

Асад подошёл ко мне, его лицо было каменным. Он схватил меня за волосы и поднял вверх. Я чувствовала, как слёзы текут по щекам, но старалась не показывать страх. Я должна быть сильной. Ради себя, ради детей.

— Ты пожалеешь о своём поступке, — прошептал он, приближаясь к моему лицу. —