Президент Путин! Поддержите этих людей, повернитесь на запад! Сегодня они с голыми руками идут против танков и авиации. Сегодня они ждут нашей помощи. Ждут нашу Красную армию, которая – в этом ее историческая миссия – разнесет в клочья весь неофашистский сброд!

Украина! Героический Славянск! Одесса! Донецк! Луганск! Держитесь! Мы, русские люди, простые русские люди, всегда с вами! Что бы ни случилось, как бы ни повернула история.

Президент Путин! Мы переживем санкции. Мы не боимся угроз и лишений! Мы боимся только одного – позорного отступления!

Сегодня они грозят нам санкциями. Они грозят привести к нам несметные армии. Только пусть помнят, что мы защищаем свою землю. Кажется, последний раз на нее посягал Гитлер. Кто-нибудь помнит, что стало с его миллионными ордами?! Кто-нибудь знает, где они сейчас?! Пусть грозят привести к нам несметные армии… Пускай приводят. Больше убьем! Мы все еще ядерная держава! И мы умеем постоять за себя, если прижмут к стене.

Пусть Бог рассудит нас в этой борьбе!

Болит за Украину душа. Болит за нашу Украину душа. За ту Украину, которую отстояли когда-то от фашизма наши деды. Которую придется отстаивать нам.

Мир вашему дому!

Летом 2014 года, в самые тяжелые для восстания дни, я продолжал сидеть в тюрьме. Оттого, что в моей жизни все оставалось на месте, а там у республик сужались фронты и падала в пропасть вся Новороссия, я перестал подходить к телевизору. Потому что каждый раз меня словно спрашивали с экрана: «А где сейчас ты?»

Совсем ушел в работу и попытался заставить себя не думать об этом. Благо позволял коллектив, где рядовым было не до войны от новых указаний начальства, которое держалось единой прямой: главное – зона, все остальное – иные миры. «Мы и в Великую Отечественную служили здесь Родине!» – гордо отметил один полковник, просидевший здесь жизнь.

Единственными, кто с разных сторон переживал за всё это, были зэки, которые, презирая запреты, и по ночам включали тайком телевизор.

– Ну что, орлы, – выходил я утром перед ними во двор, – кто хочет в штрафбат, смыть кровью вину перед Родиной?

В ответ – разноголосье.

– Пиши всю пятую секцию! – гордо выступали одни.

– Не виноватые мы, – улыбался кто-то, – но воевать пойдем!

– На Луганск, начальник! – кричали в строю.

– Только если ты командир!

Конечно, кому-то была грош цена как бойцам, другие никуда б не пошли: воевать-то не воровать. Но многие из этих людей были искренны и действительно сели б в вагоны, когда собирали штрафной эшелон.

– Я командиром не буду, – улыбался теперь уже я. – Меня в первом бою в спину тут шлепнут. Я бы и сам некоторых отправил в расход.

И мне аплодировали за откровенность.

А днем отдельно от остальных ко мне всерьез подходили зэки отряда, синие от всех наколок, как изолента.

– Когда нас?

– Никогда, – отворачивал я лицо. Потому что знал, каким будет следующий вопрос.

– А ты когда? – задавал его каждый, кто приходил.

– С вами уедешь… – уже для себя говорил я ответ.

Почему-то в то, что я должен ехать, верили все – целая зона в тысячу человек. Утром я выходил на плац или открывал двери камер, а мне оттуда – больную тему:

– Еще здесь, начальник? А мы тебя по телевизору ждем увидеть. А в отпуск пойдешь – поедешь?

– Зачем? – пытался я от них что-то скрыть.

– Сейчас это модно – ехать в отпуск в Донбасс.

Это были единственные люди, хоть и по ту сторону решетки, кто меня понимал. Мои сослуживцы пусть и были неравнодушны, но считали все это нереальным и сумасшедшим. «Мы никогда туда не поедем. Мы ведь и правда всю Отечественную отсиделись по лагерям», – говорили они. Не понимая, что сами себе, а не зэки определили им срок.

К середине августа стало ясно, что идет к финишу концерт «Новороссия». В окружении зал, и по всей сцене свистят дикие пули. Дымит оркестровая яма и гаснет, словно электрический свет, едва взошедшее солнце. Готовятся стать новым Грозным Донецк и Луганск. Все кончено для республик. Оставлен Славянск, пал Краматорск, отрезаны мятежные столицы.

И вот 18 августа Новороссия перешла в наступление по всем фронтам. Пошли вперед, ломая фашистские шеи, русские батальоны – внуки и правнуки советских воинов-освободителей. И за несколько суток села в котлы вся хваленая армия «великих укров». И без того бичами гонимые в бой, показавшие способность воевать лишь при превосходстве один к десяти, бросая технику и людей, из Луганщины и Донбасса в панике катились в обратную сторону украинские фронты.

Надломилась в Донбассе украинская кость. Не вынесли русского сопротивления внуки Мазепы и дети Бандеры. Отстояли свой край от нацисткой нечисти шахтеры. Народная армия Новороссии – шахтеры и агрономы, строители и студенты, милиционеры и уголовники, юристы и бухгалтера, пекари и врачи… Люди по зову сердца шедшие в бой. Склонявшие над плахой голову, а не колени. Солдаты, ставшие при жизни легендой.

Побежала украинская армия. Заюлила от ужаса в Киеве вся фашистская хунта. Побелел розовощекий президент Петр Кровавый. Покрылись испариной лысины и залысины новоявленных геббельсов – яценюков, турчиновых и аваковых. Засверкали надвигающиеся с востока штыки, и, стуча копытами, в панике бросилась лизать хозяйские сапоги вся чертовщина. Зачесались грязные шеи, да заныли нечищеные рога. В те дни ползла на коленях, как на отрубленных ногах, в Белые дома президентов вся сатанинская секта. Ползла к своему Сатане, сутулясь от страха.

И загремело небо от возмущенного голоса лживых «мировых демократий» Запада и Америки. И от этого грома не дошли до Киева, не разбили цепи всей Украины, и не перевешали на площадях киевских гитлеровцев русские войска. Вновь показали русские всему миру никому не нужное великодушие.

Пятого сентября было остановлено наступление. Отползли на запад истрепанные лохмотья армии «великих укров». Россия собрала в Минске Киев и Новороссию, дав заключить перемирие. Лицемеры и ехидны – бандеровская прислуга – еще надменно торговалась за каждый проигранный метр земли. Словно не ее полки были в щебень раскрошены в Иловайском и Южном котлах, разбили лбы о двери обеих столиц. А едва только кончился «Минск», бросилась по миру с протянутой лапой – собирать подачки для новой войны.

Я просидел отступление, просидел наступление. Я не знал, как вырваться из тюрьмы.

В августе на меня донесли за видеообращение в помощь Донбассу. И один генерал поставил в углу доноса свою подпись и запись: «На аттестацию.

Уволить». На месте, в колонии, на общей