– Значит, так, теперь запоминаешь ты, – глухо сказал он, – во-первых, не командуй мною – я этого не люблю. Во-вторых, прекрати ревновать к Жанне, у меня с ней ничего нет. В-третьих, я помогать ей не перестану – ей больше некому помочь, а денег на новой работе совсем мало получается. И, наконец, в-четвертых: выходи-ка на работу, быт тебя заел, достала уже всех своим контролем! Вон уже и Аленка молча из дома сбегает, лишь бы не слушать твоих нотаций!

Последние слова он бросил раздраженно, слегка повысив голос.

«А вот это ты, яхонтовый мой, зря сказал!»

– Еще раз к ней поедешь – подам на развод! – угрожающе сказала я.

Серега помолчал, не сводя глаз с полупустой в это время дороги.

– К маме поедешь в Черниковку? – спросил он весело. – То-то она обрадуется, да?

Остаток пути мы ехали молча, в раздраженно-тягостном молчании. В колонках бодрый диджей голосом сумасшедшего зачитывал приходящие СМС-поздравления, за окном быстро темнело – стоял жаркий августовский вечер.

Как я люблю август! Звезды на чернильно-синем небе казались огромными и такими близкими – протяни руку и достанешь… Подумать только, что сейчас я бы могла после бани и спа-процедур сидеть на террасе, потягивать чаек с мятой и медом и любоваться звездами…

А вместо этого еду в город искать заблудшую дочь, да к тому же отношения с мужем испорчены… Черт, и откуда взялась только эта проклятая женщина?! Но развод из-за его бывшей? Нет, я свое счастье никому не отдам! Да и потом, куда мне деваться? К маме в однушку ехать я не готова…

Я искоса взглянула на мужа. Сережка расслабленно вел машину и делал вид, что слушает музыку. С годами он стал еще красивее – так что в чем-то я Жанку даже понимаю. Мужчины-Козероги с годами делаются только лучше – как хорошее вино, настаивающееся долго в дубовых бочках. А когда он ведет машину, от него вообще глаз оторвать невозможно – красивый, сильный мужчина за рулем дорогого автомобиля… Сдаться сейчас – значит, отпустить его в руки этой акулы. И вернуться туда, где много лет назад и началась моя жизнь. Вернуться в исходную точку…

Нет, Жанночка. Такого щедрого подарка ты от меня не получишь, даже не надейся.

– Ого, а в окнах-то, кажется, свет горит, – нарушил молчание Сережка, поднимая глаза к нашим окнам. – Я ж говорил, что дома она – куда ей еще идти…

Звуки музыки были слышны уже в подъезде и нарастали по мере приближения к дверям нашей квартиры. Господи, что там у них творится? Вечеринку, что ли, она устроила?!

Дверь оказалась не заперта. В прихожей валялись горы обуви, из гостиной доносились взрывы смеха и надрывался Лаури Юненен со своей легендарной песней «In the shadows». Мельком заглянув в нашу спальню, я увидела там целующихся взасос подростков, а на кухне курили два рослых парня. Ни один из присутствующих не отреагировал на наше появление. Они тут что все, под градусом?!

Аленка обнаружилась в гостиной, полной каких-то прыщавых подростков в темных одеждах. Запрокинув голову, она хохотала над какой-то шуткой, а за талию ее обнимал высокий худощавый юноша с бледным лицом.

Я решительно подошла к музыкальному центру и выдернула шнур из розетки.

– Концерт окончен, – громко сказала я. – Прошу всех разойтись по домам!

Раздался гул недовольных голосов. Пришлось усилить мощность голосовых связок.

– Кто тебе разрешил выгонять их? Это мои друзья! – разоралась Аленка, когда последний прыщавый юнец покинул наш дом.

– Какие друзья, объясни мне немедленно, почему ты мне лжешь?! Наврала о каком-то занятии со студентами, а сама устроила бедлам в нашей квартире! Это ты называешь «дружить»?! Господи, какой позор! Соседи наверняка все слышали…

Я шагнула к окну, чтобы впустить в квартиру немного свежего воздуха, и тут же споткнулась о ряды пустых бутылок и банок из-под пива.

– Это что еще такое?! Ты что, пьяна?! И откуда у вас деньги на выпивку? Отвечай немедленно! – закричала я, хватая Аленку за руку и встряхивая ее. – Сережа, что ты молчишь?! Можно подумать, это не твоя дочь устроила тут проходной двор!

Сережка пересчитал банки из-под пива, потом медленно повернулся ко мне и тихо произнес:

– Можно тебя на минуточку?

– Слушай, это рано или поздно со всеми подростками бывает, – вполголоса сказал он мне, когда дверь в спальню за нами закрылась. – Период такой, понимаешь – перебеситься ей надо, показать, что она уже взрослая. Хорошо еще, что не в подъезде, а то знаешь, как бывает…

– Что ты говоришь такое?! – я смотрела на него в изумлении. – Что в этом хорошего, Сережа? Ты мне что, сейчас предлагаешь пойти и похвалить ее, какая она молодец – обманула мать, устроила в квартире черт-те что, употребляла алкоголь… Мне что, надо было закрыть на все глаза, попросить прощения за то, что я им помешала, и уйти преспокойно?! Да???

– Успокойся! Конечно, она поступила нехорошо, соврав, и мы об этом ей скажем, но нам тоже надо понимать, что с ней происходит. Она взрослеет, Любаш, понимаешь? И если сейчас мы подорвем ее доверие, то она никогда уже не…

– Нет, вы посмотрите на него! – я оттолкнула его руку со стаканом валерьянки, которую он протягивал мне. – Какие свободные взгляды! К бывшей жене помогать ездит, потому что между мужчиной и женщиной – даже если они бывшие супруги – бывает крепкая дружба. Дочь спивается, врет, может быть, даже идет по рукам – он говорит, что это нормально, это со всеми бывает! Почему-то только у меня такого периода не было, знаешь?! Какие мальчики, какой алкоголь в шестнадцать лет, – заорала я, приоткрывая дверь – так, чтобы Аленка все слышала. – Я тогда книжки читала и об учебе думала!

– Да послушай ты! – начал было опять Сережка, но я, выставив вперед руки, чтобы он не смог подойти ко мне, закричала:

– Нет, это ты послушай, дорогой мой! Ей всего шестнадцать, она еще школьница! Хочешь сказать, что я не должна волноваться – окей, я не буду! Вот только, когда она в подоле принесет – знай, нянчиться с младенцем будешь ты, молодой дедушка свободных взглядов, ясно тебе?!

Сережка остался стоять в спальне – вид у него был весьма пришибленный и озадаченный. Я побежала разыскивать Аленку и обнаружила ее на полу в ванной. Ее рвало.

– Ну вот, что и требовалось доказать, – я прислонилась к дверному косяку. – Отравление спиртным налицо… Господи, стыд-то какой!