–Передоз?– угрюмо спросил Шиповник.

–По всем признакам.

–Токсикологии ещё не было?– понял Вербин.

–Предварительный вывод – передоз, все признаки в полный рост. Но мы с вами понимаем, что токсикология покажет передоз независимо от того, убийство там или самоубийство.

–Ну да,– согласился Феликс.– И следов борьбы нет…

–Нет.

–То есть оснований для подозрений никаких?– вздохнул Колыванов.

–Никаких,– подтвердил Анзоров.

–Девчонка кололась?

–Нет, законопослушный и даже примерный член общества, без каких-либо житейских неприятностей и уж тем более – проблем с законом. Участковому в поле зрения не попадалась.– Следователь выдержал короткую паузу:– По всем признакам – самоубийство, но местный опер не соглашается.

–На каком основании?– спросил Колыванов.

–Если девочка была хорошей, то опер мог зацепиться за сто десятую[1],– прикинул Шиповник.

–Проверяем, но по первым результатам тоже мимо.

–Тогда почему опер брыкается?

–Он молодой,– ответил следователь так, словно это всё объясняло.

С другой стороны, это действительно всё объясняло.

–Совсем зелёный?

–Да.

–И поэтому готов идти до конца, отстаивая свою точку зрения?– задумчиво протянул Вербин.

Анзоров бросил на Феликса долгий взгляд, а затем улыбнулся:

–Сам таким был?

–Почему был?

–Ну да…– На этот раз следователь коротко рассмеялся.– Ты таким остался.

–Разве это плохо?

Все они когда-то были молоды и с азартом брались за любое дело, искренне веря в торжество справедливости для честных граждан и неизбежность наказания для преступников. Все они были так сильно увлечены, что иногда видели чёрную кошку там, где её не было и быть не могло, но они верили – есть. И упрямо шли напролом, стремясь доказать свою правоту. И бывало, крепко получали по шапке, впитывая такую простую и одновременно такую сложную истину, что не в каждой тёмной комнате прячется чёрная кошка. Зато в каждом расследовании фигурируют люди, играть судьбами которых ты не имеешь права. И это понимание – ответственности, отлично помогает избавиться от юношеского максимализма. Но, к сожалению, и от азарта тоже. Приходит спокойствие. У кого-то – циничное, у кого-то – прагматичное. Приходит опыт, ты видишь больше, а работаешь – аккуратнее. Но грош тебе цена, если понимание ответственности полностью уничтожит в тебе охотничий азарт и желание докапываться до сути, а не просто закрыть дело. А ведь уничтожает. Не у всех, но у многих. И полицейские поняли, что Анзоров хочет прикрыть молодого опера от коллег, с которыми он вошёл в клинч, и отправить опытного Вербина разрулить ситуацию: если есть дело – открыть, если нет – помирить парня с начальством. Ну, или попробовать помирить. И желание это полицейским понравилось.

Вербин и Шиповник переглянулись, после чего подполковник попросил:

–Амир, расскажи об опере.

–Его зовут Крылов, Иван Крылов.

–Ты шутишь?– не удержался Вербин.

–Почему?– не понял Анзоров.– Обыкновенная фамилия, что в ней смешного?

Колыванов промолчал, а вот на губах Шиповника Феликс разглядел едва заметную улыбку. Вздохнул и ответил:

–Извини, ничего особенного, просто слышал о человеке с таким же именем.

–А… что за человек?

–Умер давно.

–Тогда ладно.

Шиповник закусил губу, но сумел сдержаться. Выдержал очень короткую паузу, нужную, чтобы справиться с голосом, и вернулся к делу:

–Если всё так гладко, как ты рассказал, за что опер цепляется?

–Там какая-то мутная история с дневником,– неохотно ответил Анзоров.

–То есть ты не вникал?– удивился подполковник.

–Вникал-вникал,– проворчал следователь.– Если бы не вникал – к вам бы не пришёл, я ведь знаю, что вы сразу начнёте задавать каверзные вопросы.

И по тому, как он себя вёл, Вербин понял, что Анзоров пребывает не в своей тарелке. Следователь верил в резоны молодого оперативника, иначе не обратился бы к полицейским с деликатной просьбой, но при этом Анзорова что-то сильно смущало и вызывало неловкость. Следователь походил на человека, действительно видевшего в старинном замке привидение, но неожиданно сообразившего, как странно рассказ о встрече выглядит со стороны. Для неверующих и скептиков.

Однако деваться Анзорову было некуда, поэтому он вздохнул и продолжил:

–В квартире мы обнаружили дневник девчонки, в котором она описала, как умрёт.

–Что значит «как умрёт»?– не понял Феликс.

–Сама написала?– прищурился Шиповник.

–Почерк её, экспертиза уже подтвердила. Да и запись старая, ей несколько месяцев.

–Так.– Подполковник посмотрел на Вербина, Вербин слегка пожал плечами, показывая, что хотел бы услышать чуть больше, и повторил:

–Что значит «как умрёт»?

–Там полно совпадений,– рассказал Анзоров.– Девчонка подробно описала, как будет выглядеть комната, когда мы в неё войдём, как будет выглядеть она сама, и добавила, что видит себя умершей от передоза четырнадцатого февраля, в День всех влюблённых. Дословная цитата: «Всем любовь, а мне – смерть. Почему жизнь так несправедлива?»

–И вы нашли её четырнадцатого?

–Да.

Шиповник и Вербин вновь переглянулись, после чего подполковник усмехнулся:

–Это явно по твоей части, Феликс.

–У неё была несчастная любовь?– поинтересовался Колыванов.– Болезненный разрыв?

–Если несчастная любовь случилась несколько месяцев назад, информация о ней вряд ли нам поможет,– заметил Шиповник.

–Не факт,– протянул Вербин.– Некоторые раны затягиваются долго, а некоторые – не затягиваются никогда.

–С несчастной любовью ещё предстоит разобраться – если решим открывать дело,– ответил Анзоров.– На сегодня я считаю главным фактом тот, что девочка детально и очень подробно описала, как именно её найдут – и всё, чёрт возьми, совпало!

–В этом как раз нет ничего странного,– обронил Феликс.

–Если убийство,– эхом добавил Шиповник.

–Получается, убийца прочитал дневник и решил использовать фобию будущей жертвы, чтобы скрыть преступление?– понял Колыванов.– Замаскировать убийство под самоубийство?

–Тут есть над чем подумать,– проворчал Вербин.