— Плохо следим за сыном? Вроде не семеро по лавкам, чтобы вот так безалаберно относиться, — усмехается темноволосая, и я вижу ее кривоватые желтые зубы. Неприятная женщина.

— Со всеми случается, — говорю я чуть жестче, а у самой поджилки трясутся.

Вот только я уже научена опытом соседей по коммуналке, в которой мы с сыном живем уже полгода, что органам опеки нельзя показывать свою слабость. Они, как пираньи, сразу же учуют кровь и вцепятся зубами, раздирая плоть.

— Меня зовут Ирина Петровна Слуцкая, а это Тоня Семеновна Павлова. Начнем осмотр.

Я делаю шаг назад, и они входят в комнату.

— Трудоустроены?

— Да.

Начинается форменный допрос от Ирины Петровны, и я отвечаю, тщательно подбирая слова и тон, в то же время краем глаза наблюдая за тем, как Тоня Семеновна бесцеремонно лазает по шкафам, небрежно выбрасывает оттуда вещи и рассматривает всё содержимое.

Благо, что стыдиться мне нечего.

Помню, как к соседям-алкашам с соседней комнаты в прошлом месяце приезжали из органов опеки и обнаружили там игрушки для взрослых. Ору было на всю коммуналку.

— Где и кем работаете?

— Я кассир в супермаркете.

— Давно там работаете?

— Полгода. А это важно?

— Милочка, важно тут всё. Зарплата у вас маленькая, ребенка деликатесами не побалуешь…

— Я кормлю его овощами, фруктами, мясом обязательно, — начинаю я перечислять и вижу, что Тоня Семеновна открывает мою шкатулку и достает оттуда кольцо с бриллиантом.

— Ты только посмотри, Ира, — цокает, держа украшение в руках. — Сын в рванье ходит, а она тут себе фианиты покупает.

Я прикусываю язык, когда чуть не поправляю ее, что это бриллиант.

— Я не покупала, это…

— Подарок? — не дает она мне договорить и морщится. — Что, хахалей сюда водишь да при ребенке блудничаешь? Так и запиши, Ира, что проститутка.

Я быстро закрываю ладонями уши сыну, надеясь, что он не запомнил это слово.

— Что вы такое говорите?! — шиплю я, не выдерживая тонны оскорблений от этой хабалки. — Не смейте при моем сыне говорить подобной чуши. Я приличная женщина!

— Ага, приличная. Была бы приличная, была бы замужем. А так…

Дима вырывается и отбегает к дивану, подбирая с пола свою игрушку — маленького плюшевого пингвиненка, прижимает его к себе и оборачивается к нам, глядя при этом хмуро на незнакомых для него теть. Он очень сильно не любит, когда трогают его игрушки, поэтому всем видом показывает собственное недовольство.

— Ладно, малыш, собирайся, поедешь к отцу, — вдруг говорит Ирина Петровна и захлопывает папку с блокнотом, где вела записи по мере нашего разговора.

— Что? К какому еще отцу?

Я отступаю, чувствуя, как меня буквально шатает от тревоги, которая опоясала всю мою грудную клетку.

— Законному, — усмехается женщина. — Или вы хотите, чтобы мы отправили его в детдом? Как по мне, так это жестоко, когда у ребенка есть отец. Гордей Орлов. Или вы уже забыли, от кого залетели, милочка?

— Меня лишают родительских прав?

— Пока нет, — поджав губы, отвечает она и щурится.

А вот я чувствую себя при этом разговоре, как рыба в воде. Благодаря неблагополучным соседям, чьи дети, действительно, ходят в рванье и питаются не каждый день, я знаю свои права, как родителя.

— Вы не можете отобрать у меня ребенка. Я официально трудоустроена, не алкоголичка, не наркоманка, на учете нигде не состою. Жилплощадь имеется.

В ответ на мою речь воцаряется тишина. А затем Тоня Семеновна открывает последний шкафчик, и я едва не стону в голос, когда на свет она достает полупустую бутылку.

— А это что такое?

— Это не мое!

Никто мне не верит.

При вчерашнем скандале соседской семейной пары, жена прибежала ко мне в поисках успокоительного, мы заболтались, и ушла она поздно, оставив после себя этот злосчастный бутыль. Дернул же меня черт не выкидывать его, а поставить в шкаф, чтобы потом отдать его ей. Знаю просто их склочный характер, они за такое могут и удавить.

Вот только службе опеки этого не объяснишь.

Их глаза победно сверкают, и они переглядываются.

— Мы ставим вас на учет. Будем приходить в любое время суток и проверять условия проживания ребенка.

Они уходят, а я еще целый час прибираюсь в комнате и параллельно жарю картошку, чтобы накормить сына.

Из головы не выходит имя.

Гордей Орлов.

Отец моего ребенка, о котором он не знает.

Глава 2

Детский сад сына находится по дороге на работу, так что отводить его туда каждое утро — ритуал, который приносит мне удовольствие.

Вот только сегодняшнее утро отличается от предыдущих. Всю ночь я ворочалась во сне, не находя себе места и думая, знает ли Гордей о существовании сына, или это просто стечение обстоятельств?

Поскольку ребенка я родила в период брака с Гордеем, а развели нас через неделю после рождения Димы, он по закону был записан на отца, сколько бы я ни уговаривала тогда работницу ЗАГСа.

Слова женщины из службы опеки о том, что Диму они передадут отцу, меня поэтому и не удивили, ведь у них была вся информация о ребенке.

Чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь в том, что Орлов не в курсе о наличии у него сына. Иначе бы давно появился на моем пороге с требованием дать ему разъяснения.

— Мам!

Я отвлекаюсь на сына, который бежит чуть вперед вприпрыжку, радостно поглядывая порой на поделку из листьев в моих руках.

— Да, сынок?

Я улыбаюсь, глядя на эту шкодную мордашку, и стараюсь хоть немного успокоиться, вот только получается плохо.

— А что такое безотсо… бесотсови…

Пока Дима пытается выговорить незнакомое для него слово, я холодею. Уже знаю, что его интересует, и судорожно пытаюсь понять, что ему ответить. Откуда он вообще услышал это слово? В его возрасте дети слишком малы, чтобы даже произнести это, неужели… Неужели так его назвал кто-то из воспитателей или родителей других малышей?

— Безо…

К счастью, в этот момент мы подходим к воротам детского сада и аккурат лоб в лоб встречаемся с его другом Лешей и его папой Захаром Тимофеевичем.

— Доброе утро, Софья!

— Доброе, Захар.

Дима с Лешей дают друг другу пять, а дальше идут, уже увлеченные