ними стояла девочка и без улыбки, как будто ее застали врасплох, смотрела в камеру. На вид я дал бы ей лет восемь-девять, но в этом возрасте трудно сказать определенно. Красивая, с длинными каштановыми волосами и тонкими руками. На ней были синие штаны и голубая футболка с красно-желтым Винни-Пухом посередине. На левой коленке темнело маленькое пятнышко с несколькими прилипшими травинками. Почему-то именно это пятнышко тронуло меня больше всего, может быть, потому, что свидетельствовало о проказливости, отсутствовавшей на слишком серьезном личике. Я взял со стола желтый блокнот и стал делать заметки.

Статья была написана два года назад и содержала факты, изложенные подробно и сдержанно, как принято в «Гаареце». Яара Гусман, девяти лет от роду, вышла из своего дома, расположенного в тель-авивском районе Бавли, в воскресенье, 10 августа 1999 года, в половине девятого утра. Она сказала матери, Агари Гусман, что идет к подружке, живущей через два дома от них. С начала летних каникул она ходила к ней почти каждое утро. Соседи, отмечал автор статьи, единодушно отзывались о госпоже Гусман как об очень заботливой матери, которая воспитывала дочь одна. Между ними был уговор, что, придя к подружке, девочка сразу позвонит домой. Спустя два часа мать забеспокоилась. Через три на ногах была уже половина полиции, включая особые подразделения следственного отдела. Они прочесали местность до самого парка Яркон, но ничего не обнаружили. В сущности, если в этой истории и было что-то из ряда вон выходящее, так это то, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Никто ничего не видел. Ни одна любопытная соседка не заметила кого-нибудь подозрительного. Никто не парковался в запрещенных местах. Все оставалось в точности как обычно. Но без Яары.

Продолжение статьи было посвящено результатам полицейского расследования, вернее сказать, полному их отсутствию. Как и многие другие газетные материалы подобного типа, она была ужасно затянута. Только в финале журналист по имени Ави Барель позволил себе отказаться от нарочитой сдержанности. «В семидесятые годы, – писал он, – вся страна искала маленького Орона Йардена, светлая ему память, похищенного Цви Гуром. Яара Гусман пропала всего две недели назад и уже сгинула в дебрях полицейской статистики, превратившись в лучшем случае в строчку на экране компьютера, с которого исчезнет с той же легкостью, с какой исчезла со своей улицы. Возможно, мы так никогда и не узнаем, что с ней случилось. Но что, черт возьми, случилось с нами?»

– Хороший вопрос, – сказал я компьютеру, доказывая, что лишен предрассудков, мешающих расширить свой круг электронных друзей. Следующие сорок минут я целиком посвятил интенсивной умственной деятельности. Иногда мне кажется, что только из-за этого я и стал детективом. На свете не так много профессий, в которых платят деньги только за то, что ты сидишь на диване и жжешь табак. По завершении сеанса я почти полностью убедил себя, что ни один из известных мне и полиции злоумышленников, замешанных в преступлениях на сексуальной почве, к этому не причастен. Мало кто знает (а кто знает, предпочитает помалкивать), что Бени Села, печально знаменитый серийный насильник, однажды уже подвергался аресту и даже отсидел шесть месяцев за попытку изнасилования несовершеннолетней родственницы. В следственном отделе на него имелось досье, содержавшее образцы его ДНК и его домашний адрес; он жил меньше чем в двадцати минутах ходьбы от квартала Адар-Йосеф, где и произошло большинство изнасилований. Причина, по которой никто в полиции не обратил внимания на тот факт, что как только его упекли за решетку, серия прекратилась, а как только он вышел на свободу, возобновилась, заключается в том, что как раз в это время проводился полицейский турнир по счету ворон.

Именно поэтому я усомнился в том, что здесь действует кто-то, уже засветившийся в аналогичных преступлениях. Мне не верилось, что подобная небрежность со стороны полиции может повториться, да еще так скоро. Полиция ведет себя как дрессированный медведь: однажды ступив на горячие угли, в следующий раз будет смотреть под ноги. Потратив несколько минут на изучение пространства перед собой, я вспомнил о еще одной особенности дрессированных медведей: их следует вовремя кормить. Я потянулся к телефону и позвонил Кравицу. Его жена, Айелет, сказала, что он еще на работе. По ее голосу было нетрудно догадаться, что она думает о своем муже, о его работе в субботу вечером, об их семейной жизни, а заодно и обо мне. Было половина двенадцатого вечера, когда я набрал номер Центрального управления полиции.

– Приемная слушает.

– Где он?

– Кто его спрашивает?

Я не ответил. Мы оба знали, что она притворяется, чтобы меня позлить. Бекки, секретарша Кравица, порхала по жизни с обаянием канцелярского шкафа. Она весит 89 килограммов (без связки ключей в кармане), ей 56 лет, и единственным существом, которое она удостаивает эпитета «милый», является ее собака. Как и многие секретари, из-за немыслимого рабочего графика упустившие шанс устроить личную жизнь, она маниакально влюблена в своего босса и, дай ей волю, привязала бы Кравица к ножке своего стола, нацепив на него намордник, сшитый из лифчика размера 85-D. То, что я имел свободный доступ к его величеству начальнику отдела Центрального управления, лишало ее остатков разума.

– Кто его спрашивает? – повторила она, смакуя каждое слово.

– Меня зовут Мадонна. Я – певица.

– Ты прекрасно знаешь, что со мной твои штучки не проходят.

– У меня есть только одна штучка. Если хочешь, могу показать.

Вместо ответа я услышал жужжание зуммера. Воображение дорисовало мне картину: она ломает ноготь, нажимая кнопку селектора.

– Зачем ты дразнишь Бекки?

– Она первая начала.

– Что у тебя стряслось?

На секунду воцарилось молчание. Я представил себе, как он сидит, откинувшись на спинку офисного кресла, сжимая и разжимая руку с зажатым в ней цветным резиновым мячиком. Кравиц ходил с такими, еще когда мы были мальчишками. В те годы мы называли их чудо-мячиками, и тот, кому хватало сил, мог заставить мячик подскочить до второго этажа. К седьмому классу он собрал уже целую коллекцию, которую хранил под кроватью в обувной коробке. Через три дня после того как его семья переехала в наш район, он пригласил меня к себе и показал ее. Порывшись в коробке, я нашел мячик ярко-розового цвета и хладнокровно сообщил ему, что нормальные пацаны с такими не играют. Он набросился на меня с кулаками. Я был выше и сильнее его, но это компенсировала его решимость, уже тогда поразившая меня и надолго оставшаяся в памяти.

Кравиц обладал такой харизмой, что уже две недели спустя вся наша компания стала ходить с чудо-мячиками. По