Лицо Василия Петровича помимо его воли начало расплываться в блаженной улыбке.

— Ты даже не представляешь, Корнеев, насколько серьёзно! — начальника Октябрьского РОВД словно бы подменили.

Дергачева переполняла неконтролируемая эйфория и он даже не пытался скрывать своего настроения.

— Только это… — замялся я, — Как бы это сказать… Короче, отказался я, Василий Петрович! — с сочувствием и даже с жалостью поднял глаза я на подполковника.

Всё еще переполняемый счастливыми эмоциями, начальник райотдела недоумённо распахнул на меня глаза. Я невольно втянул голову в плечи.

— Что? Что ты сказал, Серёжа⁈ — поперхнувшись, коротко закашлялся шеф, — Я тебя не понял. Повтори!

Мне пришлось повторить. Два раза и разными словами. Чтобы Дергачев не сомневался, что понял меня правильно.

— Ты дурак, Серёжа? — тихим голосом больного человека поинтересовался у меня Василий Петрович, — Скажи, пожалуйста, что ты пошутил! — он смотрел на меня, как ребёнок, у которого только что украли новогодний подарок с конфетами и мандаринами. Прозрачный пакет, который он уже успел подержать в руках и разглядеть его содержимое.

Я отвернулся к карте района на дальней противоположной стене и начал высматривать на ней знакомые курмыши. Остроты моего зрения на такое расстояние не хватало и названия улиц не читались.

— Почему? — без мата и злости в голосе, по-прежнему негромко спросил подполковник.

— Не хочу чай подавать, товарищ полковник! — ожидая бури на свои слова, упрямо проговорил я, — И штатным мальчиком для битья тоже быть не хочу! Не моё это! — честно ответил я и только после этого поднял глаза на Дергачева.

— Дурак ты, Серёжа! — сочувственно покачал он головой, — Вот, ей богу, дурак! — теперь он уже не стал прибегать к платку, а просто растёр лицо руками.

Я удивлённо смотрел на своего начальника. Да, лебединая песня подпола оборвалась на самом взлёте и его доверенный человек теперь уже вряд ли станет клевретом при всемогущем генерале. И, тем не менее, Василий Петрович Дергачев, как мне кажется, меня понял. И даже простил. За счастливо вспыхнувшую и тут же убитую мной его хрустальную мечту. Мечту о скорых полковничьих эполетах и новых должностных горизонтах.

— Ладно, иди, работай, лейтенант! — опустошенно глядя на меня исподлобья, велел начальник райотдела. — И «колбаснику» этому, который Зинченко, ты не забудь позвонить!

Облегченно выдохнув и развернувшись через левое плечо, я пошел выполнять указания начальника РОВД. А именно, работать и звонить Зинченко. Начать решил со второго пункта. Потому как работа не волк, а подполковник запросто может и озлобиться.

В аппендиците коридора, к которому я уже почти подошел, раздавались голоса. И оба они мне были знакомы. Один был знаком хорошо, а другой хуже. Настолько хуже, как и сам человек, который стоя у открытой двери зуевского кабинета, за что-то её отчитывал.

«Колбасный» подполковник Зинченко и сегодня был одет в шикарный заграничный костюм. Но уже в другой.

Глава 3

В Октябрьский РОВД я вернулся за час до вечерней оперативки. И этот час я провёл за бумажками. Выпросив у Пастуховой станок, я успел подшить три дела, которые в соответствии с истекающими сроками, был обязан передать на утверждение в прокуратуру.

— Ты идёшь? — не заходя в кабинет, через приоткрытую дверь напомнила мне Зуева о вечернем сборе у Данилина.

Спрятав бумажки и уголовные дела в сейф, я вышел к ней в коридор. По пути к начальственному кабинету, к нам в кильватер прибились еще несколько следаков. В приёмную мы вошли притихшей, но сплоченной процессией.

Алексей Константинович с самого начала посматривал в мою сторону как-то по-особенному. Даже когда он выдавал на орехи провинившимся коллегам из группы Алдаровой, он не переставал бросать непонятные взгляды в мою сторону.

— Лидия Андреевна, сколько дел находится в производстве у Корнеева? — через мою голову задал он вопрос Зуевой.

— Одну минуту! — всполошилась моя начальница и зашелестела страницами своей тетрадки.

— Девять! — пришел я ей на помощь, — И еще три я завтра сдам в прокуратуру! — с удовлетворением заметил я, что Лида успокоилась и прекратила суетиться со своими шпаргалками.

— Вопрос не тебе был задан! — недовольно огрызнулся майор Данилин и что-то пометил в своём кондуите. — Сегодня сдашь оставшиеся дела Зуевой и с завтрашнего дня ты в отпуске! Понял? — напутствовал меня начальник следствия тоном, которым не отправляют в отпуск, а объявляют об увольнении от должности.

— Никак нет, не понял, товарищ майор! — решил взбрыкнуть я, исходя из своих шкурных разумений и рекомендаций подполковника Дергачева, — По графику мне в ноябре отпуск полагается! — под недоумевающими взглядами сослуживцев принялся я перечить начальству.

Прилюдный конфликт с руководством, это, конечно нехорошо. Но оно, это самое начальство, по неизвестной мне причине, само решило не стесняться коллектива. Не оставив мне никакого выбора.

— Это не тебе решать, лейтенант, когда и что тебе положено! — сварливо оборвал меня Данилин, — В областных кадрах другое мнение! И почему-то с графиком отпусков нашего отделения оно не совпадает! Между прочим, с утверждённым графиком! — раздраженно добавил он, злобно глядя в мою сторону. — И будь любезен, лейтенант, поясни мне, за какие заслуги тебе выделили две путёвки в Сочи?

Этот вопрос оказался для меня неожиданным. Несмотря на то, что совсем недавно его со мной уже обсуждал главный милиционер области. По всему выходило, что, не добившись понимания от меня, он поступил по-генеральски. То есть, не мудрствуя лукаво, просто решил через моё непосредственное руководство поставить меня перед фактом. Что ж, дёшево и сердито. И ведь, как оперативно сработали! Когда он меня уговаривал свалить на море, конкретных путёвок еще не было. А тут и путёвки, и они уже в РОВД. Значит, у той стороны реально уже пригорает и москвичи уже на подлёте.

— Понятия не имею, товарищ майор! — твёрдо решил я идти в несознанку, — Происки недоброжелателей! Гнусные интриги и инсинуации! По сроку службы не заслужил я еще санатория! Тем более двух путёвок сразу! — по совету Дергачева я решил на какое-то время погрузиться в образ дремучего имбицила.

По кабинету прошла волна эмоциональных и не совсем дружественных мне возгласов. Коллеги, забыв про присутствие узурпатора, нешутейно взволновались. Надо полагать, вопиющей социальной несправедливостью. Уже сам по себе сдвиг моего отпуска из бестолково-холодного ноября в самое