Еще две бабенки сзади шеи тянут, пытаются теткин взгляд поймать. Ну, эти-то последние спицы в колесе. Еще когда здесь жили, была у дяди Коли домработница. Как раз в перестройку вывез он ее из деревни, откуда сам родом был. Какая-то она ему родня уж такая дальняя, что и не определить точно. Ну, в деревне все друг другу родня, и фамилия у этой Нюры была такая же, Голубева.

Григорий тогда маленький был, лет десяти, но помнит, как мать отцу рассказывала, что тетя Аня очень недовольна была, что домработница из деревни, да еще и родня дальняя, хоть и седьмая вода на киселе, нашему забору двоюродный плетень. Да еще и зовут так же, как ее, Анной. Но муж ее тогда строгость проявил, кулаком по столу стукнул, она и не посмела ему возражать. Серьезный был мужчина, и на фабрике у него все по струнке ходили.

Там в деревне беда случилась: у этой Нюры дом сгорел, и муж вместе с ним. Не то пьяный был, не то полез собаку спасать, в общем, сгорел. И собака тоже не вырвалась.

Осталась Нюра без дома и без мужа, да двое девчонок на руках. Вот дядя Коля и взял ее к себе домработницей. Дочки ее постарше Григория были — пятнадцать, шестнадцать, так что тетка условие поставила жесткое: чтобы в доме их не было. Мне, сказала, этих хихонек и хахонек не нужно, да еще парни начнут рядом вертеться.

Так что устроили девок в училище при фабрике, потом работу там же нашли. У них разница год или два, так вместе и прожили. Зовут Таня и Маня, а уж кто есть кто, сам черт не разберется. Мать их умерла давно, и зачем только тетка их позвала…

— Дорогие мои! — Прибывшая опустила окно. — Устала я с дороги, так что сейчас поеду в гостиницу. А завтра часиков с одиннадцати прошу ко мне с визитами. Не все сразу, я хочу с каждым поговорить отдельно. Так что до завтра…

— Приезд царицы Савской в Иерусалим, — снова усмехнулся пожилой мужчина приличного вида, но слова его потонули в выкриках небольшой толпы. Каждый старался перекричать другого и пожелать богатой гостье всего наилучшего.

— Тревога! Тревога! — Молодой стражник с округлившимися от волнения глазами тряс своего старого напарника, мирно дремавшего на посту возле Яффских ворот.

— Что такое? Что случилось?

— Вон, сам погляди! К городу приближается вражеское войско! Нужно дать знать начальнику караула, нужно поднять по тревоге всю городскую стражу…

— Да с чего ты взял?

— А ты сам погляди…

Вдали над дорогой поднимались клубы пыли, сквозь которые проступали смутные силуэты всадников. Постепенно усиливаясь, раздавалось приближающееся конское ржание, топот копыт, гортанные голоса погонщиков, хриплые, полные страстного нетерпения крики верблюдов.

— С чего ты взял, что это вражеское войско? Это самый обычный торговый караван!

— Торговый караван? Когда ты видел такие огромные караваны? Их тысячи, тысячи!

Облака пыли приближались, и теперь можно было разглядеть оскаленные морды коней, пышные головные уборы всадников, разноцветные украшения верблюжьей сбруи. Можно было даже почувствовать плывущий в воздухе аромат пряностей и благовоний, перекрывающий запахи конского пота и верблюжьей шерсти.

— И правда караван! — изумленно проговорил старый, опытный стражник. — Только вряд ли торговый… и ты прав — нужно сообщить о нем начальнику городской стражи!

Прошло совсем немного времени, и невиданный караван остановился неподалеку от городских ворот Ершалаима. Теперь зеваки, собравшиеся на стенах города, как галки на крыше храма, такие же любопытные и такие же крикливые, могли разглядеть сотни верблюдов с поникшими от долгого пути горбами, сотни верблюдов в богато расшитых узорчатых попонах, с поводьями, украшенными серебряными колокольцами и разноцветными шерстяными кистями. Могли разглядеть их погонщиков в богато расшитых бурнусах, могли разглядеть тысячи тяжелых вьюков с невиданными товарами. Могли разглядеть они и гарцующих вокруг каравана всадников на белоснежных йеменских конях — бравых всадников в кожаных нагрудниках, в бронзовых шлемах, обвитых цветными шелковыми платками, с кривыми дамасскими саблями, заткнутыми за пояс.

Яффские ворота приоткрылись на четверть, и из них навстречу невиданному каравану выехал начальник городской стражи — рослый, закаленный в боях воин с изуродованным шрамами лицом, в бронзовом колпаке и красном, расшитом ливанским серебром плаще.

Навстречу ему подъехал пузатый, пожилой, седобородый человек в яркой чалме, в покрытом пылью, выцветшем от солнца дорожном плаще, придержал коня, поклонился:

— Мир тебе, друг! Мир и привет!

— Мир и тебе, — осторожно ответил начальник стражи. — Кто вы такие и с чем приехали в великий город Ершалаим? С добром ли прибыли вы в наши благословенные края?

— Мы — свита Балкиды, великой и славной царицы савеев. Госпожа наша — свет и краса мира, прекраснейшая из прекрасных и мудрейшая из мудрых. Она услышала о том, что в Ершалаиме на золотом престоле восседает царь Соломон, мудрость которого затмевает все, о чем только можно помыслить, и захотела своими глазами увидеть вашего царя и ощутить на себе свет его мудрости. Царица Балкида собрала этот маленький караван и прибыла сюда со своими скромными подарками. Будет ли угодно царю Соломону удостоить ее своей милости, встретиться с ней и принять ее ничтожные дары?

С этими словами пузатый вельможа повернулся к каравану и хлопнул в ладоши. И тотчас вперед выбежали восемь могучих чернокожих рабов, которые несли резные носилки из слоновой кости, на которых возвышался украшенный золотом и драгоценными камнями паланкин. Край шелкового занавеса, закрывающего паланкин, едва заметно приподнялся, и показалась маленькая, изящная женская рука, украшенная многочисленными перстнями в сверкающих самоцветах. Рука эта была белее мрамора из тирских каменоломен, а крошечные ноготки были розовыми, как лепестки дамасской розы.

Женская рука сделала властный жест и тут же скрылась.

Молодой стражник, первым увидевший приближающийся караван, разглядел эту руку — и сердце его мучительно заныло. По этой руке он смог вообразить всю царицу, прекрасную, как пери из старинных сказок, и такую же недоступную. С этого дня и до самого конца жизни он был обречен мечтать о прекрасной и недостижимой царице.

— Именем великого царя Соломона, — торжественно провозгласил начальник стражи, — предлагаю вам прием и гостеприимство, достойные величия царицы Савской! — И с этими словами он подал знак служителям ворот.

По этому знаку ворота широко распахнулись, и караван втянулся в городские стены Ершалаима.

Впрочем, он входил в город очень долго.

Сначала в ворота въехали статные всадники царской гвардии на белоснежных арабских конях, затем вбежали неутомимые