(«География», IV, I, 1; II, 1–2). Со времен Античности аквитаны пользовались репутацией храбрецов и прекрасных конников – еще Спартак, рассылая своих эмиссаров к галльским и германским племенам с призывом поддержать его восстание, обращался и к аквитанскому царю Пизону (его имя указывает на определенные связи, возможно, узы гостеприимства, со славным римским родом); тому, как обладателю почетного титула «друга римского народа», хватило мудрости не ввязываться в столь шаткое предприятие; его тезка и внук служил начальником аквитанской конницы у самого Цезаря и, также получив почетное звание друга и союзника римского народа, погиб во время боя Галльской войны в 55 г. до н. э., как о том написал сам Цезарь: «Наша конница состояла из пяти тысяч человек, а у неприятеля было налицо не более восьмисот всадников, так как те, которые переправились на другой берег Мосы за фуражом, еще не вернулись; тем не менее, как только они заметили наших всадников, они напали на них и быстро привели в замешательство: дело в том, что послы неприятелей незадолго до того ушли от Цезаря и просили перемирия именно на этот день; вот почему наши всадники не опасались никакого нападения. Когда они стали сопротивляться, те, по своему обыкновению, спешились и, подкалывая наших лошадей, многих из наших сбили с них, а остальных обратили в бегство и гнали в такой панике, что те перестали бежать только при появлении головного отряда нашей пехоты. В этом сражении было убито из наших всадников семьдесят четыре человека, в том числе храбрый и очень знатный аквитанец Писон, дед которого был некогда царем своего народа и получил от нашего сената титул друга. Поспешив на помощь к своему брату, которого окружили враги, он выручил его, но сам был сбит со своего раненого коня; тем не менее, пока был в состоянии, очень храбро защищался; наконец, окруженный врагами, он пал от ран. Когда его брат, бывший уже вне линии боя, издали заметил это, он во весь опор бросился на врагов и также был убит» («Записки о Галльской войне», IV, 12). Вообще, есть смысл обратиться к означенному труду Гая Юлия, если есть желание ознакомиться с Аквитанией его времени, которую он выделял, как треть Галлии («Галлия по всей своей совокупности разделяется на три части. В одной из них живут белги, в другой – аквитаны, в третьей – те племена, которые на их собственном языке называются кельтами, а на нашем – галлами. Все они отличаются друг от друга особым языком, учреждениями и законами. Галлов отделяет от аквитанов река Гарумна, а от бельгов – Матрона и Секвана… Аквитания идет от реки Гарумны до Пиренейских гор и до той части Океана, которая омывает Испанию. Она лежит на северо-запад» – там же, I, 1). В частности, Цезарь пишет о завоевании Аквитании П.Крассом, о прибытии к себе аквитанских заложников, а также упоминает такие аквитанские племена, как ауски в Гаскони, биггерионы на реке Адур, вокаты на нижнем течении Гаронны, гарумны у ее истоков, сатиаты на ее левом берегу, гаты в Гауре, кокосаты, нигиоброги со столицей в Агиннуме, птиании у подножия Пиренеев, приморские сибузаты, тарбеллы на реке Атуре, тарусаты между тарбеллами и сатиатами, элусаты. Но это – не наша тема.

Итак, если воспользоваться литературными параллелями Дюма – «взяв» 2/3 импульсивного д’Артаньяна и «добавив» треть утонченного ловеласа Арамиса – в итоге получим Вильгельма IX (1071–1126 гг., правил с 1086 г.), герцога Аквитанского, родного деда Элеоноры, потомка рода Рамнульфидов, бывшего в родстве с Каролингами. Будучи девятым герцогом Аквитании и, по совместительству, седьмым графом Пуату[3] и владельцем еще разного рода земель, число которых он регулярно старался увеличить, он по обширности владений превосходил самого французского короля (номинальным вассалом которого он был).

Впрочем, общепризнано, что правителем, равно как и политиком, он был не очень удачливым – как тот веселый поющий король из старой советской песенки, который «войну проиграл, полноги потерял», и если и остался в истории, то в совершенно иной нише – как самый первый трубадур, неутомимый ловелас, законодатель вкуса и моды. С обоими своими женами – Ирменгардой Анжуйской и Филиппой Тулузской – он последовательно развелся и столь же последовательно воевал со своими бывшими родственниками. Жажда странствий, а заодно нежелание быть исторгнутым из лона Церкви за захват Тулузы (впрочем, позже он дважды все же бывал из него извержен), подвигла его отправиться в Крестовый поход 1001 г. (его главной целью было вызволить из плена одного из видных вождей крестоносцев, норманна Боэмунда). Прибыв в Малую Азию через Константинополь, он при Гераклее понес сокрушительное поражение от сельджуков, так что явился к основным крестоносным силам в Антиохию всего с шестью воинами и графом Вельфом VI Баварским. Доблестные вояки умудрились «потерять» сопровождавшую их маркграфиню Австрии Иду Форнбах-Рательбергскую, красивейшую женщину своего времени, хоть и не первой молодости, которая то ли была убита при Гераклее[4], то ли попала в гарем сельджукского султана Кылыч-Арслана I или мосульского эмира.

Гильом IX Аквитанский. Средневековая книжная миниатюра

Те из воинов Христа, что не сложили свои головы в Малой Азии и Палестине, возвращались домой кто с христианскими реликвиями (подлинными или поддельными), кто с бесценными сокровищами, кто с прелестными пленницами – а наш герой вернулся с подхваченными у неверных музыкальными мотивами, новой ритмикой стиха и сюжетами! По крайней мере, серьезные исследователи обнаруживают все это в его сохранившихся 11 произведениях – герцог творил в стихотворно-музыкальном провансальском жанре «ле», для которого в целом характерны куртуазный стиль, фантазия, чудесные повествования и эротика, оформленные в виде строфической песни – своего рода пьесы для музыкальной декламации, порой в лицах – и определенно указывают на то, где «первый трубадур» всего этого набрался. Правда, иной раз считают, что «восточные мотивы» проникли в Аквитанию другим путем, куда более близким – из захваченной арабами соседней Испании, однако все согласны с тем, что новатором в этом деле стал именно герцог Вильгельм, которого иногда называют Франсуа Вийоном XII века. Порой его титулуют еще выше – отцом не только провансальской, но и вообще европейской поэзии. Согласитесь, не такая уж дурная слава для неудачного вояки, хотя позже он не без успеха воевал с испанскими сарацинами, поддерживая христианские королевства Арагон, Кастилию и Леон.

Вообще, дед Элеоноры был замечательным оригиналом, и европейские хроники того времени (или несколько более поздние) немногими штрихами рисуют весьма колоритный портрет герцога Вильгельма. «Жизнеописания трубадуров», датируемые XIII–XIV вв., оставили такой