Я быстрым шагом двигалась за старухой, ощущая себя приклеенным к ней воздушным шариком, безмолвным, ибо вопросов масса, а задать их — разве что жестами извращаться.

Город был эдакой смесью трущоб и рынка. Улицы формировались расположенными вдоль них лотками. Хотя иногда и лотков не было — просто покрывало на земле и товар на нем.

Чуть дальше трущобы матерели. Приобретали вид хижин, где на первом этаже была устроена лавка — верх местной роскоши. А кое-где хижины чуть расступались, и на образовавшемся пятачке около уже знакомой мне бочки ютились столики.

От одной из таких таверн под открытым небом донеслись запахи — я сглотнула. Пахло вкуснее, чем варево Тыгдлар.

Громкий оклик за спиной заставил шарахнуться и прижаться к стене. Мимо медленно протиснулась повозка, запряженная кем-то копытным. Торговцы торопливо сдвигали товары, давая дорогу. Ну да, недостаточно тут тесно, еще и поездить надо... по ногам и товарам нерасторопных торговцев.

Торговали тут, кстати, всем. Из знакомого была посуда. Какие-то украшения. Одежда. Еще видела седла, оружие и покрывала расцветки «забухавший художник взял в руки кисть». Но встречались и загадочные предметы: грязные стеклянные кубы, мутные кристаллы, скрученные в безумные узлы железяки.

Радовало одно: мой потасканный плащ и резиновые сапоги прекрасно вписывались в местный колорит. Тут и не в таком щеголяли. Иногда это был просто слой грязи вместо одежды. Мы точно посетили изнанку нормальной жизни.

Старуха внезапно свернула в проулок, постучала в перекосившиеся ворота — я уже научилась оценивать уровень благосостояния местных по таким деталям, как наличие ворот, — и принялась смиренно ждать ответа.

Ворота скрипнули минут через десять. В приоткрывшейся щели мелькнул чей-то глаз, впился в нас придирчивым взглядом, потом признал, видимо, старуху, и створка распахнулась пошире, мол, заходите, раз приперлись.

Во дворе — вот так неожиданность — нас ждала очередная лавка под навесом. Мы явно пожаловали в элитное место, потому как кроме стола здесь имелся высокий стул, покрытый темно-серой, местами потертой шкурой. Дом был хоть и одноэтажным, но с нормальной крышей и крыльцом.

Хозяин появился не сразу. Промурыжил нас минут двадцать, не меньше. От стояния на месте — старуха так вообще застыла соляным столпом — я подмерзла, пальцы закоченели, и я начала подумывать обмотать ладони тканью на местный манер. Вряд ли я здесь найду вариант перчаток или рукавиц, а без них холодно. По моим ощущениям здесь сейчас царил октябрь. Днем даже солнышко выглядывало, насыщая воздух теплом. Спросить бы про зиму, но как?

Звук шагов доложил о том, что к нам пожаловал хозяин. Спустился величаво, властелин жизни. Сел в кресло, принял скучающий вид. Очередных голодранцев принесло на его голову.

Я впечатлилась. Для начала на мужчине были начищенные до блеска черные сапоги, нормальные штаны, сюртук. Ну и лицо... Представьте Чиполлино в старости: округло-приплюснутое лицо, вытянутые глаза, чем-то напоминающие собачьи, нос картошкой, крупные вертикальные морщины, идущие от уголков глаз к подбородку, крошечные, едва заметные уши, лысый череп с пучком волос, обвязанным кожаным шнурком, на макушке.

Тип мне не понравился... Сразу. Веяло от него чем-то таким, что убавляло количество монет в кошельке.

Старуха оживилась, что-то залопотала, пытаясь придать своему голосу нежности. Мужика не проняло. Лицо Чиполлино на глазах из приличной луковицы превращалось в камень. Потом он небрежно махнул рукой, и Тыгдлар торопливо выложила на стол нашу добычу.

Ну что сказать... Цветочки и так не выглядели розами, а уж подвянув тем более. Потеряли товарный вид.

И начался торг. Яростный. На повышенных тонах и с размашистыми жестами. Старуха три раза собирала цветочки, демонстративно укладывая их в мешок. Я помогала ей морально. Ибо каждый отступ — так вы будете покупать или мне забыть вас навсегда? — увеличивал наш шанс на нормальный ужин, а может, и обед.

В третье отступление один из цветочков оказался на земле. В пылу спора ни одна из сторон не заметила потери. Я наклонилась, взяла его. Пригладила поникшие листья. Вздохнула: жаль беднягу. Как вдруг в руке потеплело, точно к ладони грелку приложили, а цветочек воспрянул духом, встопорщил листья и даже цветом зеленее стал.

И тут только я обратила внимание, что во дворе царит тишина. Нехорошая такая. И взгляды царапают кожу.

Подняла голову, оторвав взгляд от цветочка. Старуха с открытым ртом выглядела решившим закусить людоедом, а вот Чиполлино смотрел столь тяжелым оценивающим взглядом, что у меня зачесалась спина. Потом без слов достал кошель и отсчитал с десяток темно-желтых монет.

Старуха отмерла, захлопнула рот — вот он, отрезвляющий вид денег. Подтолкнула меня под локоть, чтобы я положила оживший цветочек на стол, а потом шустро, не выпуская локтя, утянула меня со двора.

На улице мы притормозили около прилавка, где коричневыми боками румянились квадратные, размером с ладонь, толстые кусочки теста.

Тыгдлар посмотрела придирчиво на меня, потом на местное кулинарное изделие, вздохнула так тяжело, точно я ее ограбить решила, и указала на пару пирогов. Я поняла, что это пирог, укусив и добравшись до начинки. Не знаю, какие котята пострадали при ее приготовлении, но было в меру остро и вкусно. В животе поселилось приятное чувство сытости, а настроение поднялось до отметки «Живем!». Второй пирог Тыгдлар завернула с собой — малышам.

Я смотрела, как Чип с Дейлом округлили глаза при виде пирога, как заводили носами, как трясущимися руками потянулись за угощением, и отвела взгляд. В горле запершило, я откашлялась, заморгала, прогоняя подступившие к глазам слезы. Вышла наружу, чтобы не смотреть на этот праздник голодных детей. И ведь понимала, что не виновата в их положении, ведь я вообще о них ничего не знаю, а сердце сдавило. Совесть туда же со своим ворчанием: «Чтоб я детей накормить не смогла?!» Но это лирика. По факту что я могу?

Есть себя, как и строить грандиозные планы, удобно было на ходу, а потому я двинулась вверх по ручью. Кто я? Правильно, гражданин развитого технологического общества. Кто они? Из того, что я видела, — обитатели мрачного средневековья. Хотя... не стоило судить об обществе по его трущобам. Вон в Америке целые палаточные поселения бездомных есть. Попади я туда, какой бы вывод сделала?