Разумеется, в обычной жизни мы по-прежнему воспринимаем лишь то, что нам нужно воспринять. Наши чувства сканируют соответствующие им сцены и выбирают те их составляющие, которые нас волнуют; обычно наш мозг регистрирует только их. Но в нашей «игре», в наших искусствах и науках, мы открыли способы расширить возможности наших органов чувств, а также конечностей, используя всевозможные приспособления, чувствительные к тем сторонам реальности, которые без их помощи ускользнули бы от нашего внимания. Микроскоп открывает нам мир за гранью нашей способности видеть; счётчик Гейгера переводит неощущаемые явления в форму, доступную нашему восприятию.

Очевидно, что «реальность» — это не просто мир, ограниченный нашей осведомлённостью о нём, получаемой посредством пяти чувств и совокупности знаний, которую мы выстроили на этой основе. В любой период истории теологи, философы, учёные, поэты и художники использовали все возможности своего разума для решения одного и того же Вопроса: что такое абсолютная реальность? Их ответы основывались на информации, полученной посредством чувств, а затем преобразованной их личностями, пристрастиями, предвзятыми представлениями о том, что возможно или невозможно, правильно или неправильно, желательно или нежелательно.

Возьмём самый элементарный пример. Все мы думаем, что знаем, как выглядит женщина, но насколько по-разному представляют её облик глаза, чувства и кисть Микеланджело или Тулуз-Лотрека, Ренуара или ван Гога, Бёрн-Джонса или Сутина, Гейнсборо или Пикассо — или, если уж на то пошло, мысли, чувства и перо Вордсворта или Олби, трубадура или Уайли.

Если помнить об этих огромных различиях в восприятии между существами одного вида и даже одной культуры, обладающими одинаковыми органами восприятия, то можем ли мы начать воображать, как выглядел бы мир, если бы пределы наших знаний о нём были каким-то образом изменены или расширены?

Мы расширили наши чувства с помощью приборов. Например, мы знаем о рентгеновских лучах, даже если не способны их воспринимать. Но насколько успешно наш разум, эволюционировавший как продукт нашего восприятия, способен охватывать понятия, мысли или чувства, основанные на совершенно иных способностях к восприятию?

В одной из наших наук, физике, в последние годы были разработаны идеи, которые позволяют сделать смелые шаги в этом направлении. Всё более сложные эксперименты выявляли факты, которые невозможно было сопоставить с реальностью, воспринимаемой нашими чувствами. Как мы смогли бы воспринимать свет как нечто материальное и в то же время нематериальное — как частицу и волну одновременно; электрон, находящийся в двух местах одновременно — когда пространство искривлено? Нам пришлось выразить эти понятия через абстрактную логику математических терминов — на языке, совершенно недоступном для восприятия нашими чувствами и не передающем нашему разуму никакого образа реальности.

Конечно, если мы сможем отбросить наши нынешние представления о природе реальности, то, возможно, случайно наткнёмся на нечто похожее на виды разума, которые могли возникнуть в других мирах, сложенных из тех же элементов, что и наш собственный, но, возможно, в иных пропорциях, где цепочка случайностей протянулась в другую сторону. Словно Роберт Фрост на его лесной тропинке[1], мы можем поразмышлять о том, каким мог бы быть наш путь, если бы мы свернули на другую сторону развилки на дороге, по которой шли, или же мы можем пойти ещё дальше и попытаться воссоздать в своём сознании последствия выбора совершенно другого пути.

Даже тогда наше понимание должно измениться в зависимости от той стадии, которой достигли эти иные миры, и в то же самое время мы сами. Если бы смелый межгалактический путешественник добрался до нашей планеты где-то сто миллионов лет назад — что, возможно, и удалось ему или ей, — разве смог бы этот путешественник оценить её потенциальные возможности породить нас, унаследовавших её в настоящее время, и наших потомков, какой бы облик они ни приняли?

Каждое чувство, которым мы обладаем, даёт нам нечто вроде узкого окна в реальность. Небольшая часть материальной вселенной, которую мы воспринимаем таким образом, снабжает нас данными, которые должен обрабатывать наш мозг, наш разум. Видя черты сходства и различия с другими воспринимаемыми данными, сравнивая их с данными, хранящимися в нашей памяти, делая выводы и сверяя эти выводы с накопленными воспоминаниями нашей расы, которые были переданы нам через слова в устной и письменной форме, мы получаем представления, которые, по нашему мнению, соответствуют действительности.

Если «окна-щели» у других существ в других частях Вселенной в одних местах немного шире, чем наши, в других — немного уже, или если они открываются в другую часть космической сцены, то насколько те выводы, к которым придут они, будут отличаться от наших собственных?

И это не единственный вопрос. Мы должны взглянуть на природу самого разума.

Когда мы используем слово «разум», мы хотим избавиться от его непосредственной ассоциативной связи с исключительно выдающимся человеческим умом. Мы обнаруживаем, что чем больше мы анализируем разум с точки зрения его составляющих — сбора информации, её сохранения или отбрасывания, а также использования, — тем больше мы признаём его в качестве универсального принципа для всей жизни.

Мы склонны связывать разум с нервной системой, и особенно с той частью нервной системы, которая наиболее специализирована к получению, интерпретации и использованию информации, — с мозгом. Но по мере того, как мы продолжаем исследовать его природу, мы обнаруживаем, что разум проявляется во многих формах, и не в последнюю очередь в функционировании каждой клетки.

По этой причине мы неизбежно обнаружим разум где-то в иных местах Вселенной. Неопределённость заключается лишь в том, на какой стадии мы его обнаружим. Поскольку разум эволюционирует вместе с жизнью, тип и степень проявления разума, с которым мы сталкиваемся, будут зависеть от той стадии его эволюции, на которой мы его застанем.

Можем ли мы найти подсказки, которые дадут нам представление о пути его развития? Возможно ли нам представить себе природу видов разума, превосходящих или значительно превосходящих наш собственный?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Иные миры: Обоняние

КОГДА ПРАВИТЕЛЬСТВО СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ решило отправить человека на Луну в следующем десятилетии, учёным и техникам, которым было поручено это задание, пришлось начать с той информации, которой они уже располагали.

В то время в сознании большинства людей Луна была так же далека, как и всё остальное в безбрежном космосе. Высказывались всевозможные серьёзные и фантастические предположения о том, что можно найти на ней: детские фантазии о «лунном человечке», «лупоглазых чудищах» и «маленьких зелёных человечках», научные опасения по поводу бактериальной жизни, против которой у нас явно нет иммунитета, поверхности, похожей на зыбучие пески, или других опасностей.

Неизвестное способно пробудить наше воображение почти