Шрифт:
Закладка:
Включив огонь под кастрюлей, он собирался выйти на веранду, чтобы покурить, но был остановлен скрипом входной двери. Не услышал, как Рипсик выходила. Теперь, вернувшись, она шуршала пакетом в прихожей, мурлыча под нос незамысловатый попсовый мотив. Он хотел приоткрыть дверь, но она ему не дала – подожди, это сюрприз!
Он насторожился, принялся лихорадочно перебирать в памяти даты – вдруг запамятовал какое-то важное совместное событие. Собирался уже спросить, но дверь кухни распахнулась. Рипсик стояла в проеме – в забавном заячьем комбинезоне. На голове задорно торчали ушки, на попе – она повернулась, чтобы он лучше разглядел, топорщился розовый меховой хвостик.
– Нравится?
Григор рассмеялся.
– Очень.
– Анна привезла.
– Твоя сестра всегда отличалась своеобразным вкусом.
– Это я ее попросила. К сюрпризу. У меня для тебя есть подарок. Угадай какой!
– Костюм крокодила?
– Балбес!
– Неужели осла?
– Два раза балбес!
– Ладно, сдаюсь, показывай, что там у тебя!
Она выставила бедро, ткнула пальцем в карман комбинезона.
– Сам забери.
Он полез туда, нашарил что-то продолговатое, смахивающее на градусник. Мгновенно догадался, что это. Задохнулся от разом нахлынувшей радости. Сгреб ее в объятия, зарылся носом в заячьи ушки.
– Ты смотреть-то будешь? – прогудела она ему в грудь.
– А чего смотреть, я и так все понял. Девочка будет. Обязательно будет девочка.
Осень обернулась для Берда благословением: убавив сумасшедшую летнюю жару, природа зарядила недолгими, но обильными дождями, возвращая к жизни саму жизнь. Сквозь шершавую паклю выгоревшей травы пробивалась нежная поросль, воспрянули кронами леса, иссушенная горная речка, набираясь сил, снова потекла по своему зернистому руслу, слизывая с камней мертвые пучки мха. Дворы заполнились веселым детским визгом, завозилась-заголосила в птичниках разнообразная птица, провожая первые перелетные стаи, расчеркнувшие тонкими клиньями небеса. Человеческая память, инстинктивно отгораживаясь от плохого, задвинула воспоминания о засухе в дальний угол подсознания и спешила наполниться новым и утешительным: прохладой ясного утра, голосом ливня, запахом влажной земли, сверчковой колыбельной ночи…
Первое заговорное воскресенье в сентябре начиналось традиционно: заскрипели, распахиваясь одна за другой, двери, выпуская во двор людей, выносивших на свет божий дорогие сердцу артефакты.
Проснувшись по своему обыкновению за несколько минут до звона будильника, вышел во двор Григор, чтобы оставить на ветке тутового дерева нательный крестик. Курил, жадно вдыхая дым, хмурился и представлял, как Мариам, изнанкой наружу – чтоб не вылиняла, развешивает на бельевой веревке вышитую дочерью скатерть. Набравшись духа, он рассказал ей о беременности Рипсимэ. Мариам расплакалась – зло и коротко, но сразу же притихла. «Пусть у тебя все будет хорошо, но если вдруг… Все-таки двадцать лет – огромная разница в возрасте. Если вдруг… Я всегда здесь. И ребенка твоего буду любить всем сердцем». Он поблагодарил ее, потому что знал, что она не хотела его обидеть, однако, вернувшись домой, сразу же полез под душ – смывать с себя липкое чувство страха. Стоял под струей горячей воды, зарывшись лицом в ладони, и шептал: «Пусть все будет хорошо, пусть до последнего своего дня я буду с моей Рипсимэ». И ему, закоренелому атеисту, казалось, что где-то там, на небесах, где решаются всякие не зависящие от человеческой воли и желания вопросы, кто-то выводит невесомым пером по древнему, свисающему бесконечным серпантином манускрипту: «Желание удовлетворить, любовь продлить до гроба».
Александр Цыпкин
Окно
Иногда так ошибешься в человеке, что потом еще долго приходишь в себя. Интересное, кстати, выражение, задумался однажды, противоположно ли оно по смыслу фразе «выйти из себя». Так или иначе – поколебал тот случай мою бесконечную уверенность в способности разбираться в людях.
Но по порядку. У этой истории даже имеется пролог, чуть ли не длиннее самого повествования.
Самые счастливые люди встречались мне на вокзале. Они вскакивают в последний вагон «Сапсана» за миллисекунду до отправления. Чаще всего у них одышка, дрожь в коленках, пот фонтаном и выражение абсолютного умиротворения на лице.
Даже самые отъявленные аристократы, если их никто не видит, как зайцы скачут по вокзалу, когда опаздывают на поезд. Смотришь, вроде человек, а на самом деле заяц с чемоданом, чаще – с двумя. В момент прыжков он обещает себе: 1) пойти на спорт;
2) всегда выходить заранее; 3) купить ботинки поудобнее.
Но это все в будущем. А сейчас он бежит изо всех своих скудных сил и когда успевает, то нет его счастливее. Даже если цель поездки – развод, похороны, увольнение или теща. Экстаз вбежавшего в последний вагон.
Итак, я именно в этом состоянии. Отхрипевшись на бортпроводницу, я поплелся в свой вагон. Прихожу. Рядом со мной сидит парнишка лет восьми-девяти. Как только я обозначил свое присутствие, его бабушка обозначила свое, одновременно спросив и приказав:
– Молодой человек, вы не возражаете, если мы с дочерью посидим рядом, поговорим? А вы на мое место садитесь, пожалуйста. Спасибо. – Пассажирка закончила со мной и дала распоряжения внуку: – Митя, веди себя тихо, дяде не мешай, слушай книжку. Нам с мамой поговорить надо.
Я был готов ехать даже стоя, поэтому оккупацию своего места не заметил бы в любом случае, и, разумеется, согласился. Бабушка мне не понравилась. Она мне напомнила фильм «Пятый элемент», в котором чудище натянуло на демоническую голову благообразное человеческое лицо. Глаза все равно выдавали мерзость, а кожа ходила ходуном. Женщина была объемная, с мощными руками, шеей – ошибкой скульптора и мелкими глазами за мелкими очками. Мне в какой-то момент показалось, что у нее раздвоенный язык и третье веко. Никакая она не бабушка. Бабка.
Не хотел бы я оказаться на месте Мити или Митиной мамы.
Впоследствии я понял, что они со мной согласны.
Митина мама сидела у окна с потухшим лицом и сцепленными руками. Куцая, худенькая, какая-то заброшенная и безжизненная. Мне показалось, в ее глазах была мольба не соглашаться, когда бабка со мной договаривалась. Повторюсь, реально никто со мной не договаривался, просто известили. Вежливо. Как хороший палач.
Итак, мы расселись. Через минут пять я понял, что за важный разговор. Бабка при рождении проглотила рупор и как бы я ни хотел избавить себя от ее болтовни, все равно погрузился в семейные проблемы моих соседей.
Митиного папу хаяли. С беспощадной любовью настоящей тещи. Исходя из слов бабки-змеи, ее зять был убийцей Леннона, Графом Дракулой, Шариковым и футболистом сборной России