Но и этих несовершенных, маломощных машин тоже не хватало для боевых подразделений, а бронетанковые школы и подавно не могли получить их в необходимом количестве. Выход нашли: первоначально наше обучение проводилось на обычных тракторах «Фордзон»[9]. Вынужденная мера принесла немало пользы. На занятиях, где мы осваивали строи и боевые порядки подразделений, ездить на тракторах оказалось полезно. С их высоких сидений хорошо было видно все происходящее вокруг, соседние машины. Наглядность обучения повышалась значительно. Но тут же возникла другая трудность: в то время управление подразделениями осуществлялось исключительно флажками. Командир подавал сигналы, командиры танков их дублировали. Оказалось, что без командира и на тракторе не обойтись. Пришлось приваривать к «Фордзонам» дополнительные сиденья.

Самое большое внимание уделялось огневой подготовке. Почти ежедневно мы отрабатывали упражнения с личным оружием, танковым пулеметом, пушкой Гочкиса[10]. Результаты были высокие. Потому что и до этого, в системе вневойсковой подготовки молодежь всерьез готовили к службе в армии. Многие с гордостью носили значки оборонного общества ОСОАВИАХИМ[11] и «Ворошиловский стрелок»[12]. Пришли мы в училище, конечно, не суперстрелками, но и новичками нас назвать было нельзя.

С машинами же и техникой многие были знакомы задолго до службы. Сам я научился управлять автомобилем еще в институте – по тем временам это было редкое умение. Но в автомобильных вузах уже после первого курса студент получал шоферские права, правда любительские, чтобы студент не бросил учебу и не ушел шоферить. Время было тяжелое, жили мы не очень сытно, а тут такая ходовая профессия давалась в руки.

Мы активно занимались спортом. Говорилось: «Броня не любит дряблых мышц», – и все курсанты дружили с гимнастическими снарядами, бегали кроссы, играли в футбол. Мы с Шестаковым даже входили в состав сборной команды школы: в футбол я начал играть во время работы на железной дороге. А еще у нас в почете были шахматы. В подразделениях по вечерам разгорались ожесточенные шахматные баталии, проводились первенства школы.

В почете было и творчество, в то время в армии художественная самодеятельность была на высоком уровне. Многое делалось для повышения нашего культурного и общеобразовательного уровня. Курсанты поддерживали контакты со студентами саратовских вузов, в особенности родственного нам по профилю автодорожного института. К нему я относился с особой теплотой – ведь это был «родной брат» моего СибАДИ[13]. Тогда были одновременно сформированы пять автодорожных институтов: в Москве, Ленинграде, Харькове, Саратове и Омске.

Но раз уж речь зашла о самодеятельности, то не могу не вспомнить, как я лихо играл тогда на хроматической гармошке[14], а Шестаков был блестящим запевалой. И вот когда мы собирались где-нибудь после занятий, самоподготовки, а то и просто во время перекура на стрельбище или танкодроме, то подпевали обычно все, у кого было желание и хоть какой-то голос. К сожалению, гармошку, этот славный мой инструмент, я оставил в училище. Когда мы закончили учиться, нам, молодым командирам, строго было наказано – не иметь с собой ничего лишнего. Пришлось оставить там и свою маленькую библиотечку…

В школе мы жили настоящей, полнокровной жизнью, дружно, весело, несмотря на все трудности, очень напряженную и интенсивную программу. Курсантское это время вспоминаю теперь с особой теплотой.

Подготовке танкистов руководители нашей армии уделяли очень большое внимание. Помню, как к нам приезжал народный комиссар по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета[15] Климент Ефремович Ворошилов[16].

Что он приедет, мы знали заранее, но точных сроков не ведал никто. Волновались все, особенно мы, младшие командиры. Не то чтобы боялись, что обнаружатся какие-то упущения или беспорядок в расположениях. Нет, дело, как ни странно, было в другом. Обычно мы заступали в наряд дежурными по роте или помощниками дежурного по школе. А значит, кому-то из нас предстояло представляться наркому. Вдруг он нагрянет внезапно, как это нередко делалось в то время, без парадных встреч, без свиты сопровождающих. Вот и придется каждому дежурному по роте докладывать наркому, а форма доклада была не из легких. Попробуй произнеси громко, четко, на едином дыхании:

– Товарищ народный комиссар по военным и морским делам и председатель Революционного военного совета Союза Советских Социалистических Республик! Дежурный по роте курсант Саратовской Краснознаменной бронетанковой школы Колосов!

Сбейся на полуслове – позора не оберешься. Вот этого-то мы и боялись. Но хотя Климент Ефремович действительно нагрянул неожиданно, никто из нас не подкачал. Ворошилов придирчиво, но вместе с тем как-то запросто, по-дружески, с интересом и вниманием расспрашивал нас о службе, учебе, житье-бытье. Курсанты отвечали без робости, подробно, очень вежливо, и чувствовалось уважение к прославленному полководцу. Как нам показалось, нарком покидал училище, будучи удовлетворенным и беседой с нами, и состоянием учебно-материальной базы, боевой и учебной техники, и вообще – общим порядком и организацией дел.

О том, какие еще контакты с Ворошиловым были у меня много лет спустя, расскажу в последней главе этой книги.

Вскоре нашу бронетанковую школу взволновало другое событие: один из батальонов должен был принять участие в учениях войск Приволжского военного округа. Каждый из нас воспринял это как шанс, особую честь и доверие. В маневрах участвовали только стрелковые и кавалерийские дивизии – других в составе войск округа не было – а мы, действуя на стороне наступающих, «красных», должны были представлять бронетанковые войска.

В состав батальона вошли товарищи из других рот, уже служившие в армии, имеющие некоторый опыт. Однако механиков-водителей оказалось недостаточно, и тогда взяли нас, бывших студентов, в том числе Шестакова, Баскакова и меня. Подразделение действовало как танки НПП – непосредственной поддержки пехоты: совершало марши, атаковало противника, уверенно его побеждая. Командиры «играли», то есть работали на картах, принимали решения, выполняли приказания вышестоящих штабов, а мы знали свою задачу лишь «на ступень выше» – за взвод. Зато нам довелось узнать, насколько тяжела служба танкиста. В перерывах между «боями» мы обслуживали танки: заправляли, осматривали, ремонтировали. Не было ни одной свободной минуты.

В таких условиях мы радовались любой возможности отдохнуть. Какая-то наша «светлая голова» надумала, как отдыхать даже во время марша. Танки МС-1 были весьма тихоходны. Можно было даже делать так: ставить акселератор на постоянный газ, подкрутив для того один вентиль, и танк шел «самостоятельно». Как выразился один из наших острословов, «он сам и бредет себе по шоссе». Если же требовалось повернуть, то совсем не нужно было залезать в танк. Перевешивайся на животе через люк, поправь рычаг, одной рукой нажми на газ, другой – поверни рычаг в сторону поворота. Танк повернется и опять пойдет по