Все понимали, что слушателями должны стать наиболее достойные и подготовленные, ведь потом именно эти люди будут определять дальнейшую судьбу наших горячо любимых бронетанковых войск. Мы быстро сдружились и были достаточно откровенны друг с другом. Готовились к экзаменам сообща, и никто не считал для себя зазорным обратиться к товарищу за разъяснением или консультацией. Никто ни разу не отказал кому-то в помощи.

Экзамены пришлось сдавать в довольно-таки сжатые сроки. Каждый из нас старался успеть освежить свои знания по самым «ненадежным» предметам, которые раньше были слабо освоены. Я, например, был уверен, что математика для меня – сущая безделица, и потому налег на другие дисциплины. В результате – срезался, получил тройку по тригонометрии. Пришлось всерьез браться за подготовку к экзаменам по тем предметам, за которые ранее был спокоен. В результате получил отличные оценки по алгебре и геометрии. Достаточно высокие баллы были поставлены мне по всем другим предметам, в том числе и тем, в знании которых я сомневался.

Успешно сдав вступительные экзамены, я был зачислен слушателем командного факультета.

В нашей молодой академии этот период был еще временем организации. Факультет наш поначалу назывался инженерно-командный, теперь его превратили в чисто командный, а четырехлетний период обучения был сокращен на год. Мы оказались первыми, кому предстояло обучаться три года, предыдущему курсу время учебы сократили на полгода.

Между прочим, некоторые предсказания о трудностях поступления в академию сбылись. Действительно, конкурс был достаточно серьезный – пусть и не двадцать человек на место, однако из двухсот с лишним кандидатов, приглашенных для сдачи экзаменов, было зачислено лишь сорок шесть. Некоторые – условно.

Мне предстояла нелегкая пора, потому как со времени учебы в институте прошло более пяти лет, система обучения в Саратовской БТ-школе коренным образом отличалась от академической, да и продолжалась всего восемь месяцев… Из ученического возраста я уже вышел. В двадцать один год когда-то я пришел учиться в аудитории СибАДИ. Однако я твердо знал: вся моя жизнь накрепко связана со службой в армии, высшая подготовка мне просто необходима. Так что я, как и нынешние мои друзья-сокурсники, всерьез готовился к учебе и ждал от академии многого…

Первые дни занятий показали, что даже самые смелые ожидания наши были довольно скромными. Во-первых, нас здесь встретили с исключительной теплотой и радушием, прием новичков был просто восхитительным. Кстати, в числе наших слушателей старших курсов были в то время будущие замечательные военачальники, такие как С.М. Штеменко[24], П.П. Полубояров[25] и другие. Во-вторых, самые первые лекции, проведенные на очень высоком учебно-методическом уровне, убедительно показали, что мы прибыли в настоящий храм науки.

В то время академией командовал дивизионный инженер Иван Андрианович Лебедев[26]. Чрезвычайно эрудированный специалист, очень грамотный конструктор – в свое время он вместе с Иваном Алексеевичем Лихачёвым[27] работал на автомобильном заводе, нынешнем ЗИЛе, – интеллигент в самом высоком понимании этого слова. Во время Великой Отечественной войны генерал И.А. Лебедев был заместителем начальника Главного автобронетанкового управления РККА, заместителем командующего бронетанковыми войсками, заместителем министра танковой промышленности…

Для всех нас дивизионный инженер Лебедев был личностью, стоявшей воистину на недосягаемой высоте, другой точки зрения быть не могло: подготовку командиров-танкистов высшей квалификации партия могла доверить только очень надежному человеку. В то же время Иван Андрианович никогда не подчеркивал разницу в нашем служебном положении. Он всегда был очень общителен со слушателями, охотно с нами беседовал. Лебедев был человеком очень конкретным. Он никогда не разговаривал ни о чем, просто так. Например, когда он приезжал на танкодром или полигон, то обязательно расспрашивал командиров, какого они мнения о том или ином танке, о его вооружении, в чем видят особенности конструкции данной машины. Ответы наши начальник академии не просто выслушивал, а конспективно записывал. Нам, недавним войсковым командирам он предлагал подумать, какие изменения могли бы мы внести в конструкцию танка, что следовало бы усовершенствовать. Причем Лебедев никого не заставлял отвечать с налету, а предлагал подумать на досуге, обстоятельно. Он частенько говорил:

– Вы вечерком сегодня или завтра заходите ко мне в кабинет, расскажите, что надумали. И вообще – если появятся какие-то идеи, заходите в любое время, не стесняйтесь.

Мы охотно принимали такие предложения, так как знали, что все это говорится не для красного словца, не из желания получить репутацию «демократа-начальника». Было известно: когда бы ты ни пришел к начальнику академии с интересной идеей, деловым предложением – всегда будешь охотно им принят.

Показателем очень заботливого отношения Ивана Андриановича к молодежи являлось и то, что на кафедрах академии выросло немало высококвалифицированных, отлично подготовленных специалистов. Это генерал-лейтенант артиллерии дважды Герой Социалистического Труда Анатолий Аркадьевич Благонравов[28], известный танковый конструктор Николай Ильич Груздев[29] и многие другие.

Начальником нашего факультета был комбриг Мостовенко[30]. Во время Великой Отечественной войны он возглавил один из первых четырех танковых корпусов, показал себя отличным боевым генералом – волевым, решительным. Войну он закончил в Войске Польском командующим танковыми войсками армии. Это был настоящий хозяин факультета, у которого во всем был установлен четкий порядок. Он самолично следил, чтобы слушатели занимались с полной отдачей сил, не тратили учебное время даром. Мостовенко требовательно, педантично относился к соблюдению расписания занятий. По-моему, начальник учебной части факультета полковник Иван Константинович Романов[31] его немного побаивался.

Человеком Мостовенко был суховатым и с нами, слушателями, разговаривал обычно в приказном тоне, задушевных бесед ни с кем особенно не вел. В то же время он не мог не зайти поздно вечером в аудиторию, где сидел за конспектами и учебниками кто-нибудь из слушателей, и не спросить:

– А вы когда изволили ужинать, товарищ командир? Вы вообще сегодня ужинали?

Если оказывалось, что слушателю было как-то недосуг сходить в столовую, то начальник факультета в форме приказа прерывал его занятия и отправлял питаться – столовая работала до позднего вечера.

Для того чтобы заслужить у Мостовенко доброе слово, нужно было заниматься со всей возможной добросовестностью. Только к тому, кто занимался как следует, мог подойти наш комбриг и принародно похвалить. А так – никаких сантиментов, ни-ни…

В этом отношении полную противоположность представлял его ближайший помощник – полковник Романов. Выпускник нашей академии, он хорошо знал специфику учебного процесса. Для Ивана Константиновича была характерна воистину колоссальная усидчивость, причем такая, что преподаватели на него даже жаловались. Дело в том, что Романов никому не позволял ни на шаг отступить от учебного плана, составленного и утвержденного комбригом Мостовенко. Сам делая все очень пунктуально, он