Дверь за собой она прикрыла так же беззвучно, нервно вздохнула, когда щелкнул замок.

Темная квартира встречала тишиной и духотой, словно здесь давно никого не было. Марья потопталась на придверном коврике, поставила чемодан в угол, разулась на ощупь.

Шагнула в коридор.

Темно и тихо.

И тепло. Господи, как же тепло!

Бросив вещи в прихожей, Марья заглянула в комнату, подсвечивая себе смартфоном, прищурилась. Аня спала, свернувшись клубочком и едва ли не с головой спрятавшись под одеялом. Захотелось с визгом броситься к ней, растормошить, обнять, делясь радостью долгожданной встречи, но Марья на цыпочках прокралась мимо.

Успеет еще. Да и много ли будет той радости, когда Аня проснется?

Стоило переодеться, залезть под душ, смывая с себя и пот, и усталость, и страх, прогоняя из костей ноющий холод, но Марья только зевнула. Сил уже не было – они покинули ее, стоило только переступить порог. Марья улеглась как была – в свитере и уличных джинсах, еще влажных у щиколоток, поджала заледеневшие ноги и укуталась в колючее покрывало, теплое и тяжелое.

Вот только ноги все равно мерзли, даже в носках.

Марья съежилась и, довольно вздохнув, уснула.

Дома, снова дома.

А значит, все будет хорошо.

* * *

Солнечный луч пробил оборону штор, пробежался по комнате и замер на лице Марьи. Скользнул по векам и дрожащим ресницам, проникая в сон и растворяя его в мягком утреннем свете. Марья выпростала руку из-под покрывала и потерла глаза, медленно, неохотно просыпаясь. Зимнее солнце, яркое и чистое, заглядывало в комнату, и пыль крохотными золотыми мотыльками парила в его луче.

Марья огляделась – кровать сестры уже была заправлена, на столе царил привычный идеальный порядок, только с краю лежала книга с парой ярких язычков-закладок. Часы над дверью застыли на половине второго и сейчас безбожно врали. Марья осторожно спустила ноги на пол, пошевелила босыми пальцами. Что-то было не так. Разве она вчера переоделась? Неужели так устала, что даже не запомнила?

– Я слышу, что ты встала! На завтрак в постель даже не рассчитывай!

Голос Ани звенел весенней капелью, чистой и радостной. Марья задержала дыхание, не смея поверить, что сестра шутит – так спокойно и привычно, словно Марья никуда и не уезжала. Словно Марья против ее воли и не возвращалась. Одернув длинную и свободную футболку, давно уже вылинявшую до полупрозрачности, Марья пошла на кухню, вслед за едва уловимым запахом кофе. Желудок сжимался, напоминая, как давно она не ела. Пол под ногами был приятно теплый, словно солнце грело его весь день.

На столе уже стояли тарелки с яичницей и поджаренным хлебом, а Аня сосредоточенно колдовала над туркой, постоянно помешивая кофе. Влажные волосы, заплетенные в тугую косу, почти прилипли к спине.

– С добрым утром, пушистая, – сказала Аня, не отводя взгляда от турки. – Но вообще могла бы и предупредить.

Пальцы кольнуло холодом, но он тут же отступил, изгнанный светом и теплом в голосе сестры. Она не злилась и не укоряла. И Марья сдавленно вздохнула, словно резко схлынула боль – тянущая, ставшая привычной настолько, что Марья перестала ее замечать.

– Я… Я хотела сделать сюрприз.

– А я хотела бы встретить тебя. И обнять – сразу как приедешь, а не поутру.

Аня сняла турку, ловко разлила кофе по маленьким чашечкам и, только поставив одну из них перед Марьей, открыла ей объятия.

– Ну, иди сюда, мелкая. Посмотрим, как ты выросла.

Марья вцепилась в сестру, как в спасательный круг, привычно привстала на цыпочки, чтоб стать с ней одного роста. Теплые, мягкие ладони ласково скользнули вдоль позвоночника, потрепали по затылку, взлохматив и без того торчащие во все стороны волосы.

– Прости, что я так внезапно вернулась. – Марья отстранилась и отвела глаза, решив сразу сказать обо всем плохом. – Мне… не понравилось там учиться. Обещаю, на следующий год я перепоступлю в другой университет, правда!

Аня прижала палец ей к губам, улыбнулась:

– Тшшш. Ничего страшного. Я тебя не гоню.

Марья едва удержала за зубами холодное, колкое и полное сарказма «правда?». Она-то помнила, как Аня чуть ли не на дверь ей указала, и слышать ничего не желая об университете в родном городе. Но может, просто ей тоже плохо было одной?

Легко находить оправдания, когда жаждешь этого всем сердцем.

Хлебная корочка приятно хрустела на зубах, но желток яичницы оказался почти безвкусным. Марья поискала взглядом солонку, но Аня только руками развела:

– Который день забываю купить соль.

Марья удивленно подняла глаза на сестру: та даже в самые лютые авралы ничего не забывала. Или просто Марье казалось, что ничего не забывала?

– Можем вместе сходить, – предложила она, собирая вытекший желток мякишем. – Заодно прогуляемся. Честно сказать, я соскучилась по нашей пыльной зиме – представляешь, там снег как-то лежал дольше двух дней подряд!

– Ничего, еще успеешь по нему затосковать.

Со стола они убирали вместе, и тихая речь перемежалась смешками и звоном посуды. Марья все никак не могла вспомнить, когда успела накануне переодеться и где бросила свои вещи. Она прошлась по всей квартире, заглянула в ванную, в сомнениях замерла напротив спальни матери.

– Ань? – Марья неуверенно позвала сестру, едва не прижавшись к противоположной стене коридора. – Ты все-таки решила открыть мамину комнату?

Марья помнила, как они вместе сосредоточенно занавешивали все зеркала перед похоронами, как стояли над могилой, взявшись за руки, дрожа в густой духоте летнего дня. Как Аня вздохнула «отмучилась» – и непонятно было о ком: о матери, таявшей медленно и мучительно, или о себе. И как потом они обе так и не решились открыть дверь и снова войти в спальню – хотя бы для того, чтоб навести порядок и выкинуть вещи, которые напоминали о нелюбимой женщине, почему-то звавшейся их матерью.

Аня не услышала – на кухне шумела вода и тараторило радио, и Марья, затаив дыхание, нарочно медленно прошла мимо спальни матери. Странный холодок едва заметно покалывал затылок, подсказывая не повторять вопрос.

И Марья послушалась.

Из вещей она отыскала только смартфон – он так и валялся на смятой постели и не отзывался на попытки его включить. Наконец экран посветлел, но только для того, чтоб мигнуть пустой батарейкой и снова погаснуть. Марья удивленно повертела смартфон в руках – и когда он успел разрядиться? Еще вчера заряда ему хватало, чтоб дотянуть до сегодняшнего вечера.

Но стоило ему чуть-чуть насосаться электричества, как Марья пожалела, что его включила. Тут же посыпались уведомления во всех мессенджерах – бесконечные «куда ты исчезла?», «все в порядке?», «когда вернешься?» от соседок и одногруппников. Читать их было тошно. Их хотелось стереть – не только сообщения, а саму память о другом городе, университете, друзьях. К этой странице, пусть и весьма приятной, Марья возвращаться не собиралась.