— Ты не должна убегать, Зафира. Иначе можешь потеряться.

Он бросил взгляд на ворона позади и нахмурился, будто на его лицо легла тень, превратившаяся в бурю. Он смотрел за мою спину потом мне в глаза, и я видела ярости круговорот в его глазах. Витки эмоций поднимались, нарастали по спирали, когда он сжал рукой моё плечо и махнул на ворона прогоняя.

— Знаешь, что они предвестники смерти? И ты призываешь их, а Зафира?

Он не ждал ответа, потащив меня вон из леса, и я повиновалась, не смея отказать. Не смея сбежать или воспротивится. Когда барон вывел меня, Руджеро с его компанией уже поджидали. Они бросали на меня ехидные злые взгляды, и я понимала это только начало. Когда барон закончит со мной, примутся другие. Они будут жрать глодать и радоваться.

Закусив губу, я позволила барону вылить всю ярость на бабушку, потому что мама, как всегда, пропадала в лесу даже когда её дочь потерялась, она не собиралась возвращаться.

— Она не должна бродить по лесу и убегать, иначе это не закончиться хорошо, Ружа, — рычал он шёпотом, чтобы не привлекать всеобщее внимание табора. — Если ты отпускаешь её с ней, присматривай, иначе знаешь, чем всё это закончится. Я не тот, кто должен тебе рассказывать. Она говорила с вороном, и тот отвечал ей. Почему, где Зафира, там всегда неприятности? И как далеко это заведёт нас, а Ружа? Она должна остановиться и если ты не поможешь ей, это сделаю я.

Он толкнул меня, а бабушка заботливо приняла в свои объятия, поглаживая по голове и смотря вслед уходящему барону.

— Не зли его больше, ангел мой.

Это всё, что она сказала, и я кивнула, понимая, что не смогу обещать не возвращаться в лес. Мама жила там, а я всегда хотела быть там, где она.

***

Я танцевала в лесу в красивом алом платье с белыми ромашками, ноги босые, волосы заплетены в две косы. Мама вплела в них цветы лилий, которые пахли просто невероятно. Бабушка смотрела на меня и улыбалась, пока мама лежала на траве и смотрела в небо. Она держала руки на животе, будто он болел, но когда я спрашивала всё ли в порядке, она улыбалась вымученной улыбкой и кивала, будто так могла успокоить мои подозрения.

Бабушка Ружа, чтобы отвлечь моё внимание достала из-за спины чёрную бархатную сумочку и махнула, приказав подойти. Я станцевала последний круг после чего подбежала к ней. Ружа усадила меня с другой стороны на плоский камень и протянула ту самую сумочку.

— С днём рождения, Зафира.

Да, сегодня мне исполнилось семь. И я была так счастлива. Развязав ленты, я вскрикнула от радости, увидев карты. Моя личная колода. Каждая девочка в нашей линии в семь лет получала такой подарок. Не просто карты — это традиция передачи знаний и силы новому поколению. И я была этим будущим для бабушки и мамы. И я радовалась. И я так любила подобные дни ничем не обременённые.

— Теперь ты можешь считать себя истинной видящей, Зафира, — скрипучим от кашля голосом проговорила бабушка. Она погладила меня по щеке заправила прядь волос за ухо. — Теперь ты должна понимать, насколько велика твоя ответственность. Не нарушай правила. Не ступай за черту тьмы. Не призывай смерть.

Я сидела рядом с ней заметив, что мама задремала, её грудь тихо вздымалась, но лицо казалось беспокойным. Перебирая карты, я проводила пальцем по их картинам некоторые понимая другие, увидев впервые. Бабушка Ружа научит меня читать то, о чём молчат карты и переводить, тем людям, которые захотят узнать правду.

— Ба, почему мне снится тот дьявол? Почему преследует, не давая отдыхать? Неужели я плохая? — не дав ей ответить, схватила за руку и тут же выпалила. — Это из-за того, что я незаконнорождённая?

— Где ты услышала это? — удивившись спросила Ружа.

— Руджеро обзывал меня теми словами. Они часто так делают. Поэтому ко мне приходит демон?

Бабушка погладила меня по лицу мягко улыбнувшись и достала карты из своей широкой юбки. Она попросила меня коснуться колоды и разложила передо мной пять карт рубашкой вверх. Я смотрела с замирающим сердцем, пока она раскрывала каждую, по очереди обводила пальцем и рассказывала, пока не добралась до последней. Её я запомнила навсегда, потому что слова бабушки выжгли клеймо на моём сознании.

— Как я и говорила, ангел мой, не всё то, что кажется нам реально. Тот демон, предзнаменование твоего будущего. Мужчина, который станет камнем преткновения для твоих знаний и веры. Тот, кто стеной неприступной перейдёт тебе дорогу и повлияет на судьбу. Ваши судьбы тесно связаны, но знай страх это всего лишь мысль в твоей голове. Не сто́ит бояться дьявола лучше заглянуть за изнанку его сознания и тогда раскрыть правду.

Каждое её слово укоренилось во мне, но не помогло избавиться от страха пред тем, что приносит сон. Мы провели на той поляне весь день, и я была счастлива так, как никогда в жизни.

Я спала и видела, как мелкие частицы тьмы, собираясь в единый образ, предстают передо мной в виде чёрного цвета аспида ворона. Огромный. Он взмахнул своими крыльями, и ветер сбил меня с ног. Я упала в грязь, поранив руки об острый камень.

— Вставай, — миллионом голосов просвистел жуткий глас.

И я повиновалась. И я встала. И я больше не принадлежала себе. Я превратилась в марионетку ворона. Делала то, чего он хотел.

— Иди.

И я пошла. К лесу. Туда, куда не должна была заходить. Никогда. Но я повиновалась, потому что не могла противостоять той силе в его голосе. Она вибрировала по моей коже. Цеплялась за руки, которые повисли безвольно по бокам. Вплетала в волосы и тянула. И царапала.

— Смотри.

И я распахнула глаза. И я увидела огромное старинное зеркало, которое стояло посреди леса. Вместо рамы, его оплёл плющ, а внизу вилась полынь. Отражение показало мои глаза, в которых полыхал огонь, потому что та, которая смотрела на меня из зеркала, держала в руках пламя. Я закричала, когда руки опалило. Я заплакала. Я упала на колени…

— Всё в порядке, ангел мой, — шептала бабушка, укачивая меня в своих руках.

Она сидела на земле позади дома прижимая меня к себе и напевала старинную песню, которую каждую ночь прежде пела мама. Но не теперь.

Я не знала, почему мы оказались в лесу. Не могла ничего сказать все ещё чувствуя, как покалывает адский огонь мою кожу. Подняла руки вверх, рассмотрела в лунном свете, но там не осталось и следа от ожогов, которые покрывали мои руки во сне.

А потом я услышала пение. Зловещее. Оно наполнило мою душу чем-то неприятным. То, что хотелось соскоблить изнутри и сжечь. А потом я узрела. Мама стояла посреди круга из камней воздев руки к небу и пела. И песнь её каждое слово жалило меня. Оно сквозь поры проникало внутрь, хотело залезть в кровоток, чтобы осесть в сердце и распространить свою ядовитую песнь по всему моему телу.

В тот вечер я впервые осознала, с мамой что-то происходит. Она казалась отстранённой. Она слишком глубоко и далеко ушла в свою голову. Меньше стала времени проводить со мной. Больше не водила в лес. Не рассказывала о травах. Не смотрела. Не была той, которую я знала.