сбои внимания, внутригрупповой фаворитизм и откровенное жульничество для получения желаемого. Чтобы ученые могли убеждать друг друга, стараясь при этом преодолеть неотъемлемые ограничения человеческой природы, наука создала систему сдержек и противовесов, которая – в теории – отделяет научные зерна от плевел. Такой процесс тщательного изучения и проверки на достоверность, приводящий к предполагаемому золотому стандарту публикаций в рецензируемых научных журналах, описывается в первой главе. Однако во второй главе показывается, что этот процесс катастрофически нарушен: в различных областях науки существуют бесчисленные опубликованные результаты, которые не воспроизводятся и достоверность которых крайне сомнительна.

Затем, во второй части книги, мы зададимся вопросом, почему так происходит. Мы обнаружим, что наша публикационная система, вместо того чтобы устранять или преодолевать всяческие человеческие факторы, позволяет им накладывать свой отпечаток на научную летопись – и именно потому, что считает себя объективной и беспристрастной. Возобладала своеобразная самоуверенность, странная самонадеянность, когда само существование системы рецензирования словно бы мешает нам распознавать ее недостатки. Казалось бы, рецензируемые статьи должны настолько приближаться к объективной фактографии устройства нашего мира, насколько это вообще возможно. Однако в ходе обсуждения многих десятков таких статей мы увидим, что нельзя надеяться, будто рецензирование гарантирует, что ученые будут честно (глава третья), непредвзято (глава четвертая), добросовестно (глава пятая) обращаться со своими результатами и трезво их оценивать (глава шестая).

В третьей части книги мы глубже погрузимся в научную практику. В седьмой главе будет показано: дело не только в том, что система не справляется со всеми обсуждаемыми видами злоупотреблений, – в действительности современное устройство научно-исследовательской деятельности стимулирует возникновение этих проблем, подталкивая ученых к зацикленности на авторитете, известности, финансировании и репутации в ущерб строгости и надежности результатов. Наконец, после того как мы диагностируем проблему, в восьмой главе будет описан ряд зачастую радикальных реформ научной практики, которые могли бы помочь переориентировать ее в направлении исходной цели – открывать факты о нашем мире.

Чтобы обосновать слабости научно-исследовательского процесса, по ходу повествования я буду рассказывать поучительные истории из самых разнообразных областей науки. Отчасти потому, что я психолог, преобладать будут примеры из психологии[19]. Но в этой книге будет много говориться о психологии не только из-за моего образования и опыта работы. Причина также в том, что после инцидентов с Бемом и Стапелом (в числе многих других) психологи начали заниматься глубоким самокритическим анализом. Пожалуй, активнее, чем коллеги в любой другой области науки, мы, психологи, стали выявлять свои укоренившиеся недостатки и разрабатывать систематические подходы для борьбы с ними – подходы, которые многие другие дисциплины начинают заимствовать.

Первый шаг в починке нашей сломанной научной системы – научиться распознавать и исправлять те ошибки, что могут сбить ее с пути. А сделать это возможно только с помощью опять же науки. В книге я постоянно буду прибегать к метанауке – сравнительно новому типу научного исследования, в котором изучается само научное исследование. Если наука – это процесс выявления и устранения ошибок, то метанаука представляет собой тот же процесс, но нацеленный на внутренние проблемы.

Ошибки многому могут научить. Музыкант Тодд Рандгрен во вводном треке одного из своих альбомов предлагает слушателям сыграть в игру под названием “Студийные звуки”. Он описывает всевозможные огрехи, которые могут проявиться при записи музыки: гудение, шипение, щелчки, когда в микрофон пропевают слова, содержащие букву “п”, прерывистый монтаж и тому подобное. Рандгрен предлагает слушателям считывать такие шероховатости при прослушивании его песен в этом альбоме и любых других записей. И как понимание огрехов звукозаписывающих студий может по-новому раскрыть для вас процесс создания музыки, точно так же понимание того, как наука отклоняется от верного пути, может многое сказать о процессе, благодаря которому мы постигаем новое знание.

Узнав о серьезных проблемах с тем, как мы занимаемся наукой, вы придете в замешательство. Сколько любопытных результатов, о которых вы читали в новостях и научно-популярных книгах или узнавали из документальных фильмов (открытий, настолько вас восхитивших, что вы поделились ими с друзьями, или заставивших вас переосмыслить устройство нашего мира), основаны на слабых исследованиях, которые нельзя воспроизвести? Сколько раз врач прописывал вам лекарство или метод лечения, сведения об эффективности которого зиждутся на ущербных данных? Сколько раз вы меняли свой рацион, покупательские привычки или какой-то другой аспект образа жизни, руководствуясь научным исследованием, только чтобы убедиться, что его результаты через несколько месяцев будут полностью опровергнуты в новом исследовании? Сколько раз государственные деятели устанавливали законы или вырабатывали политику, напрямую влияющую на жизнь людей, ссылаясь на научные результаты, не выдерживающие критики? Ответ на каждый из этих вопросов один: это происходило гораздо чаще, чем вам хотелось бы думать.

Наивно рассчитывать, что абсолютно каждое научное исследование будет истинным – неким отчетом о незыблемых фактах, который никогда не подвергнется пересмотру в будущих исследованиях. Мир для этого чересчур беспорядочен. Надеяться можно только на то, что наши научные исследования заслуживают доверия, то есть честно сообщают, что произошло в экспериментах. Если хваленая система рецензирования не способна оправдать это доверие, наука утрачивает одно из своих основных и наиболее ценных качеств, наряду со способностью делать то, что она делает лучше всего: коренным образом менять наш мир благодаря постепенному появлению и развитию новых знаний, технологий, методик и средств лечения.

Моя цель – восхвалять науку, а не хоронить ее. В этой книге я отнюдь не нападаю на саму науку или ее методы. Напротив, я защищаю научные методы и вообще научные принципы от того, как сейчас занимаются наукой. Беды, о которых мы будем говорить, так тревожат именно из-за важности науки: позволяя ей померкнуть, а прогрессу страшно забуксовать, мы подвергаем себя риску разрушить одно из величайших достижений нашего вида.

Однако нанесенный ущерб поправим. Теоретически – а возможно, и в практическом плане – наука все еще способна быть функциональной и надежной системой знаний, какой она нам и нужна. Пока мы будем обсуждать в этой книге череду научных провалов, стоит держать в голове позитивную мысль (дрожащий проблеск надежды и утешения, что вырывается из ящика Пандоры, наполненного мошенничеством, предвзятостью, недобросовестностью и хайпом, который мы вскроем в следующих главах): почти все описываемые проблемы были обнаружены другими учеными. Умные идеи метанауки, предложенные для борьбы с этими проблемами и наведенным беспорядком, в значительной мере зародились внутри научного сообщества. Пусть во многих областях он и погребен глубоко, но дух самокритики, вдыхающий жизнь в подлинную науку, еще теплится.

И хорошо, что так, поскольку, как мы вскоре увидим, в науке царит изрядный бардак.

Часть