На фоне всех остальных…

Мне стало вдруг холодно.

Одиноко. Ужасно…

Боль в груди стала каменной.

Даже дышать стало почти невозможно.

С тех пор, как не стало моего мужа, я всегда была одна.

Он погиб.

Вот уже почти десять лет…

Совсем скоро — годовщина. Юбилей, как любимого не стало.

Детей мы завести не успели.

Я совсем одна…

После гибели мужа я была погружена в карьеру, в проблемы семьи, родителей, помогала друзьям, вела активный образ жизни…

Делала все, чтобы не думать об одиночестве, а этот молодой и холодный ублюдок, нагулянный на стороне прежним хозяином фирмы, тыкает меня носом в возраст и одиночество.

Знал бы ты, козел похотливый, как это больно, лишиться смысла всей своей жизни и все равно продолжать жить дальше…

— Владислава Алексеевна, у меня очень мало времени. Прошу!

Еще и зудит, как комар.

Шлепнуть бы тебя. Тапком. По губам.

Чтобы неповадно было тыкать женщин носом в их возраст.

Это, в конце концов просто неприлично!

— Вы уходите? У меня важный звонок вот-вот случится, — не унимался Мерзликин.

Нет, дорогой генеральный монстр, ты не Мерзликин Гордей, ты…

Ты — Мерзавкин!

Вот ты кто… Мерзавкин Гнидон. Гнидон — от слов гнида и гондон.

Острый кадык на мощной шее босса дернулся вверх-вниз.

У меня разболелась голова. Заныла от шпилек.

— Дайте мне лист бумаги, пожалуйста. И ручку. Только целую, пожалуйста.

Я не узнала свой голос.

Слишком сухо он прошелестел.

— Зачем?

— Дайте. Не хотите? Сама возьму.

Я перегнулась через весь стол, выхватила у босса листок бумаги, что лежал перед ним.

Тот самый, на котором он распечатал имена всех сотрудниц и расставил по возрасту, шовинист проклятый.

С этой стороны лист, конечно, использованный.

Но с другой стороны — девственно чист.

Я вынула из волос гору шпилек, потрясла темными волосами.

Мерзликин наблюдал за мной удивленно.

— Вы… Вы… Вы что делаете?

Я быстро накатала заявление на увольнение по собственному желанию, нацарапала дату, размашисто поставила подпись.

Пожалуй, даже слишком размашисто, бумага порвалась!

— Вот!

Я толкнула в сторону босса лист с ручкой, встала.

— Это заявление на увольнение? — уточнил он, метнул в мою сторону разъяренный взгляд. — Давайте без сцен?

— А давайте! — согласилась я.

Боже, как я устала. Как я чертовски устала…

Я просто хочу быть собой.

Еще и ноги в туфлях ноют.

Я встала, забросила ремень от сумочки на плечо, наклонилась и сняла с ног узкие лодочки, пошла на выход.

— Владислава… Объяснитесь! Вы не можете вот так уйти!

— Могу! — махнула я рукой. — Чао-какао, шовинист.

— А вы… Вы… Стерва! — выкрикнул Мерзликин.

Я ахнула, обернувшись.

— Я не принимаю ваше заявление! — скомкал ладонями мой листок.

— Да ради всего святого! Я все равно ухожу.

— Куда?

— Очевидно, прямиком на пенсию. Я же слишком… старая!

— Вы не можете. Нет. Я… Не отпускаю.

— Ну-ну-ну! И что вы сделаете?

— Я вам характеристику испорчу!

Я фыркнула:

— Гордей, милый мой, женщине после тридцати испортить жизнь может испортить только одно — отсутствие регулярного секса. Я увольняюсь, и точка! Плевать мне на всякие отработки.

— Так, значит?!

Мерзликин швырнул в мою сторону заявление на увольнение. Да! Оно самое…

Босс скомкал его в шар и просто кинул в меня его. Как мяч!

Я не осталась в долгу и запустила в сторону генерального лодочкой!

Туфелька просвистела возле уха босса и… вонзилась каблуком в перегородку из гипсокартона.

— Увольняюсь! — заявила я. — Туфельку себе на память можете оставить, господин Мерзавкин! — и вышла, хлопнув дверью.

— МЕРЗАВКИН?! С ума сошла?! Вернись! Вернись или…

— Или что?!

— Или я тебя найду, накажу за эту выходку! — зарычал мне вслед босс.

Нахал! Еще и на ты перешел!

Пусть на “вы” обращается, я же старушка!

— Удачных поисков!

Глава 4

Глава 4

Я так и выскочила на улицу босиком.

Поняла, что выгляжу, как минимум, странно в узкой офисной юбке, дорогой тонкой блузке и… босиком.

— Мама-мама, у тети нет обуви! — закричал какой-то мальчуган, тыча в меня пальцем. — Мама, я тоже буду босиком! Я тоже будууууу!

— Максим, не смей! Живо надень сандалии! — пригрозила ему мама.

В ответ мальчишка закатил истерику, а его мама злобно на меня зыркнула:

— Какой дурной пример вы подаете ребенку! Оденьтесь! — взвизгнула.

— Дамочка, я одета.

— У вас ноги! Голые…

Я так устала, что не хватило сил быть вежливой, поэтому огрызнулась:

— А у вас… жирный живот голый. Выползает из-под короткого топика, будто перестоявшее дрожжевое тесто!

Она покраснела, икнула и замолчала, тихо, но крепко схватила сынишку за руку и просто ушла.

Я провела рукой по лицу.

Влада, вот ты и дожилась. Отвечаешь случайным встречным, будто старая грымза! Никуда не годится.

Живо соберись!

Я поправила сумочку на плече и пошла по тротуару так, словно была одета, как королева. Уверенно зашла в бутик с обувью, щелкнула по прилавке картой “золотого покупателя” и попросила, чтобы мне как можно быстрее принесли обувь.

Но вместо туфель-лодочек я выбрала более удобные, на устойчивом каблуке.

Ох, старею…

В следующий раз выберу бабкины мокасины…

Позвонила сестра.

— Ладушка, а ты где, родная? — тепло спросила сестра.

У меня на глазах чуть не закипели слезы: я сильно соскучилась по сестре.

— Ив, я на работе немного задержалась. Босс премию раздавал…

“Раздавал, но не додал!” — добавила мысленно.

— Хорошо, поняла. Ладно, не спеши, мы тебя подождем. Как насчет культурной программы?

— Ох, у меня на ум только одна некультурщина приходит, Ива.

— Значит, давай сегодня прошвырнемся? Через часика два после аэропорта, как думаешь? Успеем на квартиру смотаться и бросить чемоданы?

— Через два часа? Отлично! Я успею встретить вас, потом заеду домой, чтобы немного освежиться и переодеться, а то выгляжу глупо и скучно в этом деловом костюме, — вздохнула я.

— Брось, ты выглядишь секси. Увидимся, расскажешь, почему вдруг хандришь.

Хотелось возразить, что я ни капельки не хандрила, но с сестрой, наверное, этот номер не прокатит.

Она меня знает, как свои пять пальцев, поймет, что я утаила что-то.

***

Хотела не думать о плохом, ведь все-таки я ехала встречать сестру, которую давно не видела.

Хороший повод для радости, но в голове крутились отнюдь не