в любой момент, в свои тридцать один я пережил двадцать два. Семнадцать — как боец. Каждый налет обозначался звеном татуированной цепи, обвивающей руку — двадцать два звена как партии, выигранные у смерти. На моем счету пять флаеров и двадцать шесть уничтоженных экзоскелетов — больше, чем у сорокалетнего старожила Кена. И если раньше мы просто убегали, огрызались, только если нас загоняли в угол, как крысы, то теперь благодаря способностям техно — бьем в ответ.

И появление Шахара обнадеживает меня, придает сил и уверенности, что наш народ не брошен на произвол судьбы.

Столовая представляет собой длинную бетонную трубу с выровненным полом, в стенах — множество карманов, шахты, ведущие наверх, переплетающиеся провода, трубы и десятки ходов, разбегающихся в стороны — к комнатам, складам, прочим помещениям.

Тянет жареным, отчего в животе урчит. Я ускоряю шаг, запахи усиливаются. Вскоре появляются звуки — равномерный гул голосов, звон алюминиевых ложек. Тонко, на одной ноте визжит маленький ребенок:

— Я не будю это есть. Не будю. Аааааа!

А вот и столовая, разделенная на две части: детскую дальше и взрослую ближе ко мне. Раздаточная, где выстроилась очередь из четырех человек, посередине. Ребенок продолжает орать, и в голове свербит от его визга. Здороваюсь с теми, кого сегодня не видел, беру тарелку, ложку и кусок лепешки, ставлю это все на поднос, подталкиваю его к молоденькой круглолицей Наоми. Она плюхает два бурых сгустка с коричневыми вкраплениями и виновато пожимает плечами:

— Остатки гороховой крупы, картофель, лук, синт. Плюс витамины и микроэлементы.

Наоми была моей ученицей и так и осталась простой. Бедолага до сих пор меня боится.

Благодарю ее, сажусь за столик со Стариком Кеном, лишившимся левой кисти во время последней облавы, отправляю в рот обед… И понимаю орущего ребенка. Каша напоминает сырую землю, проще ее выплюнуть, но заставляю себя съесть все. Мы должны быть сильными, а питательных веществ в ней достаточно.

Ничего, завтра мы возьмем транспортник, и у нас появится нормальная вкусная еда. Мы больше не будем жрать эту землю вперемешку со мхом. Одним — солнце и небо, другим — сырость, плесень и ржавые трубы, одним — властвовать и жрать деликатесы, другим — пухнуть с голоду и давиться синтетическим дерьмом. Одним — повелевать и карать, другим — убегать и прятаться. Скоро это закончится.

Когда я был мальчишкой, в нашей стае было тридцать шесть человек. Теперь нас восемьдесят, и в это есть мой огромный вклад.

Воспитатели поднимают своих подопечных и ведут к выходу. Нахожу взглядом Гитель, она жестами велит детям убирать со стола. Моя женщина — ментал, она чувствует мое внимание, поворачивает голову, улыбается и кивает. Столько тепла в ее улыбке, столько нерастраченной материнской нежности, что на душе теплеет. Понимаю, что это внушение, без поддержки менталов нам было бы тошно жить.

Дети вереницей муравьев несут тарелки в мойку, я тоже поднимаюсь, слышу подозрительный посторонний гул — словно ток бежит по проводам, напрягаюсь, пытаюсь понять, откуда он. Трубы гудят по-другому. Доносится скрежет, шлепки шагов, скрип…

Облава⁈

Зверобогие обошли нашу сигнализацию⁈ Но как? Выхватываю обрез, палю вверх. Грохот прокатывается по столовой, визжат дети, инстинктивно прикрывают голову руками.

— Облава! — что есть сил ору я, окидываю взглядом столовую.

План эвакуации у нас многократно отработан, вот только есть одно «но»: слишком много людей в одном месте, процесс может затянуться.

— Штурмовые группы — на позиции! — хрипит Кен, выхватывая плазменную пушку, терпеть их не могу — громоздкие неудобные хреновины, другое дело — старый безотказный дробовик, тем более — в руках техно, который знает, куда стрелять.

Командование детьми — задача Гитель. Эвакуация начинается с наиболее ценных членов стаи:

— Группа тринадцать-четырнадцать! — командует она, и две стайки подростков с пистолетами наготове начинают карабкаться по трубам к узким ходам в стенах, где можно бежать лишь на четвереньках: одна группа — слева, другая — справа. — Группа пятнадцать-шестнадцать — огневая поддержка.

Подростки постарше прилипают к стенам, у всех по паре пистолетов, это наши запасные бойцы, которые должны прикрывать отход малышей, если взрослые не справятся.

Подождав, пока эвакуируются тринадцатилетки, Гитель распоряжается дальше:

— Одиннадцать-двенадцать!

Напряженно поглядываю в коридор со своей стороны. Понимаю, что прорываться зверобогие будут с другой. Скорее всего, мне предстоит самая трудная задача: отступая, вызывать огонь на себя, отвлекать, уводить врагов от нашей стаи.

Двадцать лет назад каждое нападение сопровождалось газовой атакой, позже зверобогие поняли, что у нас противогазы, и нас это не берет. Обычно враги вперед посылают четверку в экзоскелетах с парализаторами, затем идут штурмовики, собирают жертв, приготовленных для Ваала, поднимают их на поверхность, грузят во флаеры. Уже пять лет зверобогим не удалось никого из моей стаи забрать или убить, они терпели поражение благодаря нашим техно и лабиринту ходов в стенах. При каждой облаве стая просто рассеивалась, и чтобы кого-то поймать, зверобогим приходилось разделяться, что было опасно — их атаковали группы наших боевиков.

Всматриваюсь в темноту, ожидая увидеть огромные силуэты в экзоскелетах, но в этот раз все по-другому: через проем между створок дверей в том конце столовой замечаю штурмовиков в брониках, обычных солдат, в плохо освещенном коридоре мечется множество теней.

Не дожидаясь команды, Хаим и Бэн, засевшие у противоположного входа в столовую, открывают по ним огонь, от грохота закладывает уши. Воспитатели справляются, дети успевают рассеяться, простые бегут в нашу сторону, исчезают в темном коридоре — все идет как нужно. Последним ковыляет Барка, мальчик со сломанной ногой, он физически не сможет убежать на четвереньках по боковым ходам, как остальные дети.

К Хаиму и Бэну стягиваются две дополнительные штурмовые группы. От выстрелов грохочет так, что кажется, рвется пространство. Нападающие палят по бронированной двери, где наши оставили узкий зазор, чтоб отстреливаться, тянуть время, позволяя детям, женщинам и простым уйти. Створки двери пока выдерживают, вздрагивают, с пололка сыплется песок и каменная крошка.

Нападающие предпочитают плазменные пушки, которые бьют по площади. Наша задача — не дать им выстрелить, пока в столовой люди.

Дети, молодцы, не паникуют, восьмилетки уже на трубах, лезут в норы, воспитатели, тревожно поглядывая на наших бойцов, сдерживающих натиск, подсаживают на трубы шести- и пятилеток. Малышня, как тараканы, разбегается по норам. На подходе — ясельная группа, которой занимаются старшие подростки, исчезают в норах вместе с мелочью. Когда взбираться собираются воспитатели, одна из створок двери в том конце коридора не выдерживает, слетает с петель, и, сбив Хаима, протаскивает его по полу, оставляя кровавый след, врезается в раздаточную, опрокидывая на себя гору посуды.

Один убитый… перевожу взгляд на наших бойцов, сдерживающих натиск, вижу согнувшегося в три погибели Бэна, баюкающего руку. Плюс один раненый.

Старший группы командует Бэну уходить, он лезет на трубы.

К тому моменту в норах уже исчезли подростки с малышами и уходили последние воспитатели, Гители среди них не было. Плазменный разряд, выпущенный зверобогими, попадает в середину столовой, я инстинктивно вскидываю руку, защищая лицо от жара взрыва и обломков раскуроченных стульев и столов, и мы с Кеном перемещаемся из столовой за дверь, прижимаемся к стенам.

— Отступаем, — командует Кен, и семеро обороняющихся малыми группами начинают перебегать к нам, в конце концов у двери при входе в столовую остаются двое.

В кровь впрыскивается адреналин. В ушах звенит, руки чешутся вскинуть дробовик, поймать на мушку голову зверобогого и вдавить спусковой крючок, а еще лучше скользнуть за спину, полоснуть тесаком по горлу, чтобы алая кровь раскрасила бетонную стену. Но нужно ждать. Второй и третий плазменные разряды разносят столовую, железным осколком Кену оцарапывает щеку.

Один за другим наши бойцы растворяются в темноте коридора за моей спиной, каждый бежит патрулировать свой участок на случай, если зверобогие ринутся туда. Последняя пара нападающих отступает вдоль стены, Кен дает залп из плазменной пушки, разряд ухает за дальней дверью. Чтобы зарядиться плазменной пушке, нужно две-три минуты минут, и я стреляю из дробовика по вбежавшему в столовую зверобогому. Попадаю в бронежилет. Нападающий падает и перекатывается за перевернутый стол.

Теперь надо бить на поражение, и я меняю патроны с крупной дробью на пулевые. Если броник они не пробивают, то гермошлемы — запросто.

Второй нападающий перекатом уходит к стене,