Может, сюда залез какой-то вор-домушник, искал в кабинете деньги и ценности, а я оказалась не в то время и не в том месте…

Тут я заметила валявшийся на полу телефон. Сам аппарат не разбился, но задняя стенка была снята. Я сама так сделала в прошлый свой приход, чтобы вытащить из телефона карту памяти.

Это интересно. Следует хорошенько над этим подумать.

Но это потом, а пока мне нужно найти статью, за которой меня послал Азадовский, и возвращаться на работу, в музей.

Я собрала бумаги, разбросанные на полу, разложила их на столе, и среди них скоро нашла ту самую статью, над которой перед смертью работал Михаил Филаретович. Статья называлась «Зачатки монотеизма в реформах фараона Эхнатона».

Я собрала все листочки, сложила в сумку и вышла в коридор.

Из соседней комнаты доносился шум пылесоса.

– Надежда Степановна, я ухожу! Закройте за мной!

Пылесос замолк, домработница вышла в коридор.

– Ну, я все нашла…

– Ну и ладно. Я сейчас здесь порядок наведу и сдам ключи. Дальше вы сами с управляющим разбирайтесь, как хотите, так и делайте! Меня это больше не касается. Закончилась моя служба здесь… – Голос ее дрогнул.

Я вышла из квартиры, спустилась по лестнице.

Подъезд, где жил Филаретыч, выходил во двор.

Типичный питерский двор-колодец, куда солнце заглядывает в лучшем случае на полчаса. Из этого двора проходная арка выходит на набережную канала Грибоедова. Туда я и пошла.

Но как только я вошла в темную арку, вдруг впереди зазвучало какое-то заунывное пение, и в арке стало еще темнее, потому что выход из нее загородила какая-то странная фигура.

Это был человек с собачьей головой…

Меня охватил озноб.

Я вспомнила видение, которое промелькнуло перед моим внутренним взором в момент беспамятства.

Тогда мне тоже привиделись фигуры с головами животных – сокола, львицы, шакала… они, эти странные существа, обматывали меня широким бинтом и пели какой-то заунывный хорал…

И вот сейчас, наяву, под звуки такого же унылого, потустороннего хорала ко мне приближался человек с головой собаки или, может быть, шакала…

Первым моим побуждением было броситься наутек, как можно скорее и дальше, но ноги меня не слушались. Я задрожала и прижалась спиной к стене, чтобы не упасть. А он, этот страшный человек (и человек ли?), неотвратимо приближался ко мне…

Все ближе и ближе…

Нас разделяло всего несколько шагов.

Ужас сковал меня.

А потустороннее существо приблизилось, поравнялось со мной под звуки потустороннего песнопения…

И тут, когда я была уже на грани беспамятства, в темноту арки проник какой-то случайный луч света, и упал на это фантастическое создание.

И я с изумлением поняла, что это – не призрак, не загробное видение, не египетский бог Анубис, а обычный человек, мужчина лет сорока, который несет на руках собаку… собственно, даже не взрослую собаку, а большого щенка, скорее всего, маламута.

И тут же я узнала музыку – это было не какое-то потустороннее пение, а запись немецкой группы Enigma, созданная на основе григорианских хоралов. Видимо, хозяин собаки слушал эту музыку на плеере, только почему-то не через наушники, а через динамик. И заунывное средневековое пение наполнило до краев гулкое пространство питерской подворотни.

– Девушка, что с вами? – проговорил мужчина озабоченно. – Вам плохо?

– Нет… я… я просто испугалась… – пролепетала я, кивнув на его пса.

– Что? – переспросил он удивленно. – Вы испугались Рея? Да он совсем безобидный, и он вообще еще щенок… я его к ветеринару возил, а обратно, видите, пришлось от машины на руках нести, он еще не отошел от наркоза… Или вы вообще собак боитесь? – догадался он.

– Да никого я не боюсь! – Я рассердилась на саму себя за то, как глупо себя веду, и, как водится, перенесла эту обиду на постороннего, ни в чем не повинного человека.

– Ну, смотрите… – проговорил он недоуменно.

А я опустила голову и решительно зашагала вперед.

При этом я думала о нескольких неприятных вещах.

Во-первых, что со мной происходит? Чего я вдруг так испугалась? Я никогда не была трусихой! Подумаешь, человек нес на руках собаку! Вот если бы собака несла человека – это было бы удивительно… шучу.

Второе, и гораздо более серьезное – кто ударил меня по голове? И кто, соответственно, хозяйничал перед моим приходом в кабинете Михаила Филаретовича? И что этот кто-то там искал?

Вот не верила я, что это простой домушник! Тем более, что снятая задняя стенка телефона говорила кое о чем. То есть этот тип искал карту памяти телефона? Или случайно уронил его на пол…

Тут я вспомнила рассказ домработницы, что Михаил Филаретович умер с трубкой в руках. И тетка растерялась и не посмотрела, куда же он звонил. Или ему звонили. И во время этого разговора он, и… жалко все-таки старика, уж от него-то я точно не видела ничего, кроме хорошего.

* * *

С такими мыслями я очень скоро вернулась в музей.

Надо, наконец, сказать о нем два слова.

Музей, где я работаю, необычный. В нем нет ни картин, ни фарфора, ни игрушек. Он возник в начале девяностых годов, когда закрыли знаменитый Музей религии и атеизма, находившийся в Казанском соборе. Сам собор передали церкви, а экспонаты музея разделили между несколькими новыми экспозициями. В том числе все предметы, имевшие отношение к Древнему Египту и вообще всему восточному, перевезли в особняк барона Райснера и создали там Музей древних религий Востока. Возглавил новый музей известный египтолог Михаил Филаретович Вишневский, или Филаретыч, как называли его близкие друзья. К коим и я себя причисляю.

Я вошла в холл музея, кивнула двум египетским статуям, которые стояли по бокам лестницы вместо вахтеров, прошла мимо гранитного саркофага, поднялась на второй этаж и вошла в приемную перед директорским кабинетом.

Там я застала Розу Витальевну.

Роза сидела на своем неизменном месте, но глаза у нее были красные и нос тоже. Ясно было, что она только что плакала.

– Что случилось? – спросила я удивленно.

Роза Витальевна – не тот человек, чтобы плакать без повода. Да я ее вообще никогда не видела плачущей, кроме того дня, когда умер Михаил Филаретович.

Она подняла на меня глаза и махнула рукой:

– И не спрашивай!

Но тем не менее тут же продолжила:

– Это Азадовский… он с цепи сорвался! Закусил удила! Пошел вразнос! Мало того что занял кабинет Михаила Филаретовича, не дождавшись, пока его