Таринору были знакомы слова трактирщика. Семь лет назад Энгату охватило пламя восстания. Прежний король происходил из династии Эркенвальдов, правителей иноземной Ригенской империи, что властвовала над страной со времён Эдельберта Завоевателя, поэтому верные ему силы выступали под чёрным знаменем с золотым орлом. Герб же Эдвальда Одеринга, лидера победившего восстания и нынешнего короля, которого простой люд звал Одноруким, изображал золотого грифона на красном.

– Полагаю, вас тоже война стороной не обошла, – осторожно заметил трактирщик.

– Неужто на лице написано? – мрачно ответил Таринор. – И обращайся ко мне на «ты», я не рыцарь и не лорд. Мы с тобой оба люди простые, ни к чему нам это «выканье». И я уж точно не из тех болванов, что устроили бы погром из-за цвета тряпки, которую носили семь лет назад. Для меня уже нет ни чёрных, ни красных. Ни орлов, ни грифонов. Всё это в прошлом. Да, я воевал за Однорукого, но не делаю из этого ни тайны, ни повода для гордости.

Трактирщик пригладил усы и вдруг погрустнел. Он отвернулся будто бы за кружкой, но не торопился поворачиваться обратно.

– У меня война брата забрала. Где-то на востоке битва большая была, там он голову и сложил. Я даже не знаю, где его схоронили.

– Понимаю, – сочувственно отозвался Таринор. – Тебя самого-то как звать?

– Уилл…

Трактирщик потянулся к полке, но вдруг окно распахнулось от ветра, и он бросился запирать ставни.

– Поганая нынче весна, холодная, – проворчал он, возвращаясь. – Дожди, грязища. Да и Однорукий снова налоги поднял…

– Уилл, значит. А полностью как? Уильям?

– Ну, вообще… Вильгельм, – с неохотой ответил трактирщик, опасливо взглянув на наёмника. – Да, ри́генское имя. А брата моего Вольфгангом звали. И воевал он за Эркенвальда. Как его вспомню, так… – в глазах мужчины застыли слёзы. – Я ведь его отговаривал. Говорил, мол, за убийцу сражаться собрался? Он же собственную жену придушил вместе с новорождённым сыном! Не мудрено, что Однорукий восстал. Вот ты бы, спрашиваю, не стал бы за сестру мстить, кабы её муж прибил?

– Видать, не подействовали уговоры?

– Увы. Знаешь, что он сказал мне, перед тем как уехать с военным обозом? Мятежник, говорит, есть мятежник и место ему в выгребной яме. Вольф не сомневался, что вернётся. Не думал, что это будет последнее, что я от него услышу. Вроде как последние слова – и про выгребную яму… Ай ладно, чего прошлое ворошить.

Трактирщик отвёл взгляд и поставил на стойку кувшин. Пока кружка наполнялась тёмно-красной жидкостью, Таринор бросил рядом два серебряных марена.

– Жаль твоего брата, Уилл. Я не горжусь тем, что делал, и никогда не считал подвигом то, что люди порой творят на войне. По мне так настоящий подвиг – пройти через всё это дерьмо и остаться человеком. Такое не каждому по силам.

– Похоже, тебе удалось, раз так говоришь, – печально улыбнулся трактирщик.

– Хотелось бы в это верить, – ответил Таринор и отхлебнул вина. «Чёрный лес» оказался хорошим, неразбавленным.

– А знаешь, – грустно заговорил трактирщик, отодвигая монеты к краю стойки, – Оставь-ка ты деньги себе, но с одним условием. Выпей за моего брата. И за всех несчастных, кого забрала проклятая война.

Когда кувшин опустел, а похлёбка закончилась, Таринор поблагодарил хозяина и направился к выходу, но тот окликнул его у самой двери.

– Слушай, раз уж ты наёмник, то наверняка от работы не откажешься.

– А у тебя есть, что предложить? Место славное, я бы не прочь здесь задержаться. Хотя бы вышибалой, за порядком следить.

– Нет, вышибала у меня уже есть, он здесь неподалёку, матушку навещает. Но ты иди дальше по тракту на восток, там будет деревня углежогов Вороний холм. Она чуть в стороне от дороги, но точно не пропустишь. Слышал, им досаждают гоблины, особенно по весне. Говорят, однажды эта сволочь ушастая у них бочку дёгтя посреди ночи утащила. И на кой гоблинам дёготь… Словом, тебе там наверняка найдётся, чем заняться.

Таринор поблагодарил трактирщика и вышел за дверь, едва не ударившись головой о деревянную вывеску с намалёванным белой краской дубом.

Глава 2

Хоть наёмник и не любил сырость, но не мог не признать, что шагать по тракту после дождя всегда приятно. Свежо, прохладно, главное – не угодить в лужу, благо их было не так уж много. Чем дальше он уходил от трактира, тем ярче становились воспоминания. Разговор с трактирщиком надавил на давно зажившую рану, отчего та снова начала болеть. И эта глухая боль снова не давала покоя.

Война закончилась семь лет назад, и все эти годы в трактирах находился кто-нибудь, кто решит её помянуть. Пара-тройка пинт развязывает язык не хуже калёных щипцов палача. К счастью, чем дальше, тем меньше оставалось желающих помянуть старое, но Таринору на этот счёт везло как утопленнику: всякий раз, как ему доводилось ночевать в трактире, кто-нибудь за соседним столом обязательно заводил речь о войне. И почти всегда это была редкостная чушь.

Почему же Таринор был уверен, что все эти россказни не более, чем плоды разгорячённого выпивкой воображения? Потому что знал это от самого Эдвальда Одеринга, которому служил телохранителем семь лет назад.

Начало войны Таринор застал одним из «Чёрных вдоводелов», куда попал почти случайно, по молодости, когда те перебили похитивших его рабовладельцев по заказу какой-то большой шишки. Они звали себя вольной компанией, отрядом наёмников, но, по сути, оставались беспринципными ублюдками, которые, пользуясь неразберихой военного времени, грабили крестьян и рыбаков в южном Хартланде. Хоть Таринору это было не по нраву, но выбирать не приходилось.

И вот неподалёку от крепости Лейдеран, во время очередного дележа добычи, Одноглазый Виллем, лидер компании, заявил, что «сопляк Таринор боится лишний раз замарать руки, поэтому не получит ничего». Тот огрызнулся, а в ответ Виллем велел связать наглеца и выдать людям местного лорда в качестве пойманного дезертира.

И болтаться бы Таринору на виселице, если бы он, решив, что терять ему уже нечего, не поведал о бесчинствах, что творили «Вдоводелы». Конечно, пришлось несколько сгустить краски, но задуманное удалось сполна, и вскоре уже Таринор глядел, как вся вольная компания во главе с негодяем Виллемом качается в петле.

Тогда же молодой наёмник впервые встретился с ним, лордом Эдвальдом Одерингом, будущим королём Энгаты. Таринора вместе с многими другими, перебежчиками и помилованными преступниками, привели