Шрифт:
Закладка:
— То правда, она с ума тронулась, Братов! — громко и испуганно крикнул Микола Луговиченко…
…Все вдруг увидели, как ветер сорвал с головы крановщицы красную косынку и, точно кусок пламени, оторвавшегося от зарева большого пожара, понес, переворачивая, далеко за строительную площадку…
…Тем временем крановщица приблизилась к самой верхушке стрелы и принялась орудовать плоскогубцами, время от времени постукивая молотком…»
В этом отрывке чувствуется большая эмоциональная сила в изображении героического трудового поступка. В романе нет «идеальных», отшлифованных со всех сторон, будто морской голыш, героев. Такой реалистический подход к изображению действительности исключает схему, при которой сразу становится ясным деление персонажей на положительных и отрицательных.
В языковом отношении роман П. Чебалина выгодно отличается от всех предыдущих произведений. Здесь весело журчит и плещется чистая струя украинского ручейка. И это закономерно, потому что герои прибыли в Донбасс из Полтавщины, Закарпатья и привезли с собою образы, интонации, все особенности живой украинской речи. Широкое и уместное использование народных пословиц и поговорок украшает и обогащает язык романа.
Возрождению Донбасса из руин и пепла после его освобождения от немецко-фашистских оккупантов посвящен роман Петра Чебалина «Еще шла война» («Донбас», 1970). Это был сложный и трудный период в жизни славных донецких тружеников, когда еще продолжалась война и в шахтерских поселках остались лишь женщины, старики да пришедшие из госпиталей инвалиды. Писатель правдиво и убедительно изображает мужественный труд женщин-горнячек, художественно мотивированно раскрывает сложные повороты человеческих судеб — ведь война оставила шрамы и в людских душах. Отсюда идет многостороннее переплетение сюжетных видов и линий. Наиболее ярко и полно выписаны образы кузнеца Недбайло, инженера Кругловой, десятника Шугая. Несомненной удачей автора является образ Сергея Королева. Человек сильного характера, неподкупный, правдивый, благородный в своих решениях и действиях, Королев олицетворяет собою партийного руководителя, способного возглавить трудовой энтузиазм рабочего коллектива. К сожалению, роман «Еще шла война» композиционно не собран, он перенаселен героями, многие из которых просто не запоминаются, так как не играют никакой роли в происходящих событиях.
Петр Чебалин предан раз и навсегда избранной теме — его новый роман «Верность» («Донбас», 1978) также посвящен славной гвардии рабочего класса — шахтерам, их жизни, чаяниям, стремлениям, трудовым свершениям. Автор раскрывает богатый и сложный духовный мир своих героев — наших современников: ответственного работника министерства Василия Вечеренко и его брата бригадира шахты «Чайкино» Сергея, секретаря парткома Курбатова и директора шахты Алышева, профессора Минаева и цветовода Репки, звеньевого Мусы Бактурова и начальника участка Загулы.
Сергей Вечеренко, возвратясь из командировки, утром приходит на родную шахту. «Уже с первой минуты Сергей вошел в этот открытый шумный мир легко и свободно, будто не уезжал никуда», — читаем в романе. Так, с радостным ощущением счастья, можно прийти только к близким, дорогим товарищам по труду. Здесь все родное, милое сердцу писателя: и люди, и узнаваемые, неброские, но такие неповторимые картины донецкой природы, и тот высоконравственный мир, в котором живут его герои. Эта открытая сопричастность автора к изображаемому делает его новый роман интересным, значительным по содержанию.
Совершенствуя свое писательское мастерство, Петр Чебалин художнически постигает все новые и новые глубины бурного потока жизни.
Константин СПАСЕНКО.
ЕЩЕ ШЛА ВОЙНА
Роман
Часть первая
…Да разве об этом расскажешь,
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
На рассвете полевые орудия открыли ураганный огонь по увалистому берегу, поросшему зеленым щетинистым ельником. В воздух взлетали космато-черные столбы. А через час лава за лавой ударные соединения форсировали реку и ворвались в село Луговое. Бордовое, без лучей, солнце тяжело вставало в густой бурой пыли, в смрадном клубящемся дыму полыхающих дворов.
К крайней хате с пятнистыми от пуль и осколков стенами подкатил запыленный «виллис». Из него выскочил полковой комиссар. Он помог выйти из машины политруку с подвязанной рукой. Комиссар бережно взял его под локоть и не спеша повел через поваленные ворота во двор. Из раскрытой двери густо пахнуло залежалой пылью и плесенью — застойным воздухом давно покинутого жилья.
Комиссар усадил раненого на длинную скамью, закурил трубку и, вышагивая по комнате, спросил:
— Знаешь, чья эта хата, Королев?
Тот отрицательно вяло качнул головой.
— Выходит, хоромина эта тебе не знакома, — словно с сожалением сказал комиссар и пояснил: — Председатель колхоза здесь обитал, Горб Ничипор Иванович. Фамилия, надеюсь, тебе знакома.
Королев действительно что-то слыхал об этом человеке, и, возможно, ему приходилось встречаться с ним, но не поднял головы и не отозвался. Было не до какого-то там Ничипора Ивановича: саднящая боль мешала не то что говорить, даже думать. А комиссар, казалось, воодушевленный воспоминаниями, увлеченно рассказывал:
— В Луговом я частенько бывал. Люди здесь славные и местность красивая. Да и сам председатель — дядька хоть куда! А каких в Луговом выращивали гусей, уток… А кавуны!..
Он говорил, а где-то над крышей с нарастающей стремительностью катился сверлящий рев самолетов и потрясенная взрывами вздрагивала земля.
Комиссар присел на скамью к политруку, сказал:
— Считай, что ты уже дома. Думаю, сегодня к вечеру освободим Красногвардейск, и завтра можешь отправляться на свою шахту.
— Отвоевался, значит, — глухо выговорил Королев. И, с усилием стряхивая усталость и боль, договорил тоскливо, с обидой: — Рана ведь пустяковая, товарищ комиссар. Даже кость не задело…
— Не в ране дело, — спокойно остановил его тот, — не будь на тебе даже царапины, и тогда бы довелось остаться. Надо восстанавливать шахты. Получено указание демобилизовать часть горняков. — И улыбнулся, добавив: — Возможно, на днях и меня разжалуют.
Поднялся, пошел в соседнюю комнату и сразу же вернулся с охапкой тряпья. Вытряхнул из него пыль в сенях, свалил все на железную голую кровать и принялся с солдатской аккуратностью стелить постель.
— Можешь отдыхать до утра.
Подошел к полуразвалившейся печке, взял сапожную щетку и стал начищать порыжелые от пыли сапоги.
— Что же касается твоего «отвоевался» — чистейшая ерунда, — говорил он. — Тебя ждут бои пожарче…
За стеной, с воем перелетев улицу, разорвалась мина.
Комиссар бросил щетку на плиту, оправил гимнастерку.
— Ну, мне пора, — поспешно сказал он, — пиши, как пойдут дела на шахте.