Тархтарский острог не был столь велик, как Аримийский, в нём укрывалось меньшее войско, а поодаль разворачивались деревеньки. Лишь за ними, скрываясь за густым лесом, за быстрой рекой стояла каменная крепость. Возведённая двадцать лет назад Великим князем* Святозаром-Солнце, она застыла немым памятником его побед, напоминанием об ожесточённой войне. Теперь крепость пустовала, небольшой отряд располагался в ней, неся дозор. Лишь святилище Перуна наполняло забытую обитель силой могучего Бога. Волхвы взывали к нему, молили о защите, мире, славили павших воинов. Казалось, так будет всегда… жила надежда на то, что крепость не познает боле детского плача и женских причитаний. Благословенная тишь, блаженное умиротворение, не то что в остроге у вала.

А в остроге всегда было шумно. Не смолкали боевые кличи, не стихали мужские голоса, не переставала звенеть сталь. Это утро не было исключением. Серые льняные рубахи липли к взмокшим телам, мечи разрезали воздух, щиты укрывали от атак.

— Шире шаг, резче удар! — гремел громовой глас воеводы. — Олех, думаешь, раз ты лучник, меч тебе без надобности? Что ты машешь им, аки палкой?!

— Да, батый*! — гаркнул дружинник, выбрасывая клинок в воображаемого противника. Исходя потом, он пытался придать атаке скорость, чувствуя на себе испепеляющий взор воеводы.

Этот взгляд чувствовали все, уважали, любили и страшились. Стараясь изо всех сил, дружинники оттачивали своё мастерство, не зная усталости.

— Довольно, — вздохнул воевода, — разбиться по парам.

Поднявшись с бревна, неохотно покинув тень раскидистых елей, он подошёл к подопечным. Воевода казался огромным — выше любого из дружинников на две головы, непомерно широк в плечах. Поседевшие волосы широкими волнами поблёскивали в лучах солнца, длинные усы переходили в бороду, скрывающую шею. Этот витязь уж встретил своё шестьдесят восьмое лето, но меча из рук не выпустил. Устрашающий врагов, почитаемый соратниками, возвеличенный бесчисленными сражениями, ставший любимцем тархтарских былин — Аким Абатурович. Ученики смотрели на него с нескрываемым восхищением, ловили каждый его взгляд, каждый жест. Попасть в дружину Акима-Горы мечтал каждый, но вот пройти испытания могли лишь единицы. Уперев широченные кулаки в бока, Аким кивнул. Скрежет мечей о щиты, позвякивание кольчуг вновь пронзили воздух. Воевода наблюдал за каждым, подмечал любую мелочь.

— Батый, — голос за спиной отвлёк Акима от жаркой схватки.

— Чего тебе? — пробурчал он, не оборачиваясь.

— Всадник приближается к острогу, знамени у него нет.

— Один? — вздохнул воевода.

— Да, батый.

— Тогда чего ты донимаешь меня? — взмахнул руками Аким. — Один в острог не полезет с дурными намереньями, а коли полезет, то не в лоб в свете дня. Впускай давай!

Дружинник бросился к вратам, навалился с сослуживцами на засовы. Массивные створки медленно отворились, впуская путника. Гнедой конь ворвался на широкую площадь, поднимая клубы пыли. Тяжело дыша, скакун замер, повинуясь хозяину. Спешившись, путник стремительно направился к воеводе, попутно сбрасывая капюшон улепленного грязью плаща.

— Велибор, — широко улыбнулся Аким, раскрывая объятия. Этого человека он очень хорошо знал и очень давно не видел, отчего встреча была ещё приятнее.

Светловолосый воин обнял воеводу, похлопал по широкой спине. Отстранившись, смерил Акима взглядом:

— Лета проходят, батый, а я всё так же чувствую себя дитём малым рядом с тобой.

— Ха! — ухмыльнулся Аким, глядя сверху вниз. — Во власах твоих уж серебро блестит, скоро, аки я, седым станешь, какое ж ты дитя? Проведать меня решил? Похвально. Рад я тебе, Велибор.

— Из Кинсая* к тебе прибыл, торговые ладьи сопровождал. Вот, оставил дружину там, а сам решил до тебя добраться, посмотреть, жив ли ты.

Аким вновь рассмеялся, ударив гостя по плечу. Обернувшись к подопечным, махнул старшему дружиннику:

— Рагдай, погоняй-ка их аки следует, до седьмого пота!

— Как скажешь, батый! Покамест земля из-под ног не уйдёт, — ухмыльнулся тот, проведя шершавой ладонью по лысой голове.

Аким сжал плечо гостя, пригласительным жестом указал на избу вдали:

— Идём, расскажешь, что в мире творится. Демира давно видел?

— В Византии сын твой, — пригладив усы, ответил Велибор.

— Как в Византии?

— Ну, сперва он с ладьями торговыми в Тархтарию Вольную* отбыл. Да как оказалось, вовремя очень, ибо кочевники измучили уж земли те…

— Ох, ну что за напасть на земли те? — фыркнул Аким, взмахнув руками. — Без малого четыре лета назад гнали мы погань кочевую с Тагуровых степей. Крови сколько пролили, младой крови!

Велибор, вспомнив минувшие битвы, лукаво прищурился:

— Ага, токмо младую кровь Маренушка* не испугала. Вспомни, батый, как старшой сына твого на воеводу ногайского* кинулся. До сих пор понять не могу, то глупость им двигала али храбрость да преданность заветам предков?

Аким передернул плечами, нахмурился, окунувшись в тревоги пережитого. Взглянув на ухмыляющегося ученика, ударил по плечу, отчего тот невольно подался вперёд.

— Дабы щенку, едва шестнадцатое лето разменявшему, на чужого воеводу броситься, одной глупости мало, — рассмеялся старый витязь. — Ты вспомни, Велибор, Влуцек ведь стал с ордой* своей Кушаньские* селения грабить, мало было ему злата Тагуровского. Ждали мы того? Нет. Посему в дозорах молодчиков оставили, кои токмо в дружину старшую вошли. Им бы струсить от одного токмо вида ногайских ордынцев, а Баровит возьми да грудью за мирян встань. Как же то глупостью назвать?

— Мда, — почесав бороду, кивнул Велибор, — там уж меньшой брат к нему подоспел, остальные тревогу забили… Помню, Демир на звук рога со всех ног мчался.

— Не он один, — буркнул Аким. — Покамест ты молод, иное ценишь. Себя показать стремишься, о братьях тревожишься. Опосле в дружину лучших воинов набираешь, младых учишь. А теперича знаешь, чего боюсь?

— Кто? Ты? — не веря, ухмыльнулся гость.

— Каждый боится чего-то. Я страшусь того, что земли эти без защиты останутся. Уйду я в Навь*, кто на место моё встанет? Посему полжизни смену себе готовил. Вот ты — мой ученик — воеводой Тангута* стал, постоишь за земли те. Сын мой Камул хранит, дочь названная — Родушка ненаглядная — по всем землям Тарха да Тары* прошла, сколько бед от мирян отвела. Вы отрада моя, мой покой. А дальше что? Рода была здесь прошлым летом, в Аркону направляясь, заглянула мимоходом. Красна*, величава, сила в руках её та же, да токмо мелкой сетью по ланитам* морщинки тянутся, серебро в косах проблёскивает. То же серебро в твоих власах вижу, думается мне, Демир не лучше вашего сохранился. Кто ж заместо вас встанет? Кто, Велибор? Верю, что старшой сын Демиров, тот самый бесстрашный али, аки ты сказал, глупый щенок, взрастет в витязя, коий возвеличит имя своё