что случилось с теми бойцами которые оборонялись вместе с Юджином капрал не стал, видимо и сам всё понял. Оказалось, что пока лейтенант воевал внутри и потерял всех кто был с ним в здании, его подчинённые тоже понесли потери.

Тот самый проклятый восьмиколёсный броневик, который Питерс заметил из окна двигающимся прямо за танком, успел натворить бед. Разломав забор во двор и выехав из-за угла дома он сразу открыл огонь из пушки, и первой же очередью с расстояния тридцати метров разнёс на куски крупнокалиберный «Vickers» который, теоретически, мог хоть как-то повредить этот немецкий гроб. Фэрбенкс и Портер, составлявшие его расчёт, даже не успели выстрелить от неожиданности, и теперь лежали на дне окопа, изуродованные 20-миллиметровыми снарядами.

Райан, худой и быстрый ирландец, не сплоховал и всадил пулю из противотанкового ружья прямо в покатую морду эсэсовской техники но добился лишь того что броневик резко сдал назад и снова скрылся за углом. Неизвестно, напугался водитель или командир восьмиколёсника или же по другой причине, но с той минуты вражеская машина появлялась лишь на несколько секунд и открывала огонь сразу же как только её башня могла стрелять по позиции его ребят.

Словно решив что этой проблемы для лейтенанта и его подчинённых недостаточно, с участка расположенного южнее, их начал поливать очередями немецкий пулемёт, скрытый густыми зарослями. Ну и на закуску, помощь своим товарищам оказали нацисты с западного берега, стреляя прямо через реку. В результате такого сильного огня с двух сторон Питерсу ничего не оставалось как приказать остаткам своих людей отступить на соседний участок, расположенный севернее. Одного раненого, Маккензи, пришлось тащить на руках, ещё двое легкораненых смогли отступить самостоятельно, пользуясь обильно разросшимися кустами и зазеленевшими фруктовыми деревьями в дальнем конце сада. А вот убитых Фэрбенкса и Портера пришлось оставить, не было лишних людей чтобы тащить их тела…

Стиснув зубы от злости Юджин мысленно посчитал. Учитывая тех кто погиб в доме к ним теперь добавились ещё двое… Итого — из двенадцати человек, которыми он командовал на этой стороне улицы, осталось всего шестеро, не считая его самого. И минус Маккензи, с его раной тот сейчас точно не боец. А ведь он не знает как там дела у сержанта Барнса на другой стороне! Наверняка там тоже есть убитые и раненые.

Оглянувшись напоследок и видя как дом, в котором навечно остались четверо его бойцов, уже полыхает почти полностью, Питерс угрюмо подумал что эта плата за такое же количество эсэсовцев, включая того мелкого живучего ублюдка, слишком дорогая цена. Он надеялся что этот вчерашний выкормыш гитлерюгенда, если не сдох от гранаты, то поджарится заживо и отправится в ад, туда где ему самое место…

Здесь, на новом месте, закрепился уже другой взвод, во главе со своим начальником, уорент-офицером 2 класса. Мимолётно удивившись тому что человека в таком звании назначили командовать людьми в бою он хотел было попытаться узнать о количестве и вооружении его подразделения но попросту не успел.

Немцы, видимо, обнаружив что англичане сумели незаметно отступить, тут же последовали за ними и Юджин увидел как с хрустом ломая кусты, из тех самых зарослей сквозь которые они сами выбрались буквально пару минут назад, показался знакомый покатый нос немецкого броневика. И едва он сам, а также все его люди, успели скатиться в окопы как маленькое тонкое дуло машины озарилось огнём, а земля услужливо передала Питерсу мелкие колебания почвы из-за попадания маленьких снарядов в бруствер. Ду-ду-ду-ду! Снова очередь, к которой добавился рык такого знакомого немецкого пулемёта. И начался нескончаемый ад…

На той позиции они продержались всего пятнадцать минут, не больше. Кроме беснующегося огнём восьмиколёсника из зарослей повалили вражеские пехотинцы, стреляя на ходу из пистолетов-пулемётов и винтовок. Они отбили эту атаку, свалив не меньше семерых эсэсовцев, не считая вопящих и стонущих раненых. Но за это им пришлось заплатить тремя своими погибшими и двумя ранеными, потому что высовываться из окопа под шквальным огнём на таком близком расстоянии это смерть. Чудо что остальные успели выстрелить и снова нырнуть вниз… А потом налетели самолёты и Юджин понял насколько он ошибался, думая что хуже просто быть не может.

Геринговские стервятники с отвратительно воющими сиренами пикировали прямо на них, строча из пулемётов и бросая бомбы прямо на головы. Это был просто адский ад! Земля ходила ходуном, сыпалась им на спину и за шиворот, душа и сердце трепетали, мысленно прощаясь друг с другом. Ни о каком отражении атаки не было и речи, в голове Питерса, впервые попавшего под прицельную бомбардировку, творился настоящий хаос. Вой сирен, надрывный гул авиационных моторов, кислый запах взрывчатки, содрогающаяся земля, истошные стоны совсем рядом… Сжавшись в комок и приникнув к земле на дне окопа Юджин молился лишь о том чтобы это всё поскорее закончилось. Он не знал сколько времени вражеские штурмовики кружили над ними но когда гул моторов наконец стих и Питерс сумел немного прийти в себя то понял что придётся отступать снова…

Наполовину заваленные окопы, из которых кое-где торчали окровавленные части тел солдат… множество больших и малых воронок, из которых ещё поднимался дым… мёртвые глаза незнакомого уорент-офицера с оторванными по самый пах ногами, с которым Юджин не успел даже словом перемолвиться… хрипло кашляющий рядовой Райан, мутным взором смотревший на свой «Boys» с погнутым стволом. Помимо него самого, ирландца и грязно ругающегося Торнтона на тихой перекличке отозвалось всего восемь человек, из них четверо раненых. А ведь когда он со своими парнями ввалился к ним в гости то навскидку заметил не менее двадцати голов в касках, мелькавших над краем траншеи…

Пользуясь тем что нацисты, видимо из-за налёта, сделали сами себе передышку, Питерс тяжело поднялся на дрожащие от напряжения ноги и тихо подал команду отходить, предварительно захватив раненых. Никто не возразил ему, скорее всего подсознательно желая покинуть то место где они чуть не остались навечно…

Затем всё повторилось снова… и снова. Атака за атакой, эсэсовцы наседали на них, поливая огнём и закидывая гранатами, если им удавалось подобраться поближе. И каждый раз им помогал тот самый треклятый броневик, чтоб он провалился! Восьмиколёсник как будто превратился в злой рок Юджина, вызывая у него почти неконтролируемую ярость. Ох, как же ему хотелось любым способом уничтожить эту эсэсовскую машину, олицетворяющую в себе всю мерзость нацистского рейха и его сраного Гитлера! Но командир, тот самый надменный ублюдок с биноклем, был очень осторожен. Броневик никогда не приближался на расстояние броска гранаты