Но есть ли у нас основания, говорить о каких-то варяжских колониях в Восточной Прибалтике? К сожалению, восточно-прибалтийская история VII – IX веков известна очень плохо. От тех далеких времен до нас дошли только легенды. Но легенды эти весьма любопытны. Исландский писатель XIII века Снорри Стурлусон в своем соб

рании исторических саг «Круг земной» рассказывает о тинге, который произошел в Упсале (Швеция) в 1018 г. Один из выступающих на этом тинге начинает вспоминать о славном прошлом свеев (шведов) и о победах одержанных во времена упсальского конунга Эйрика Эмундарсона. Этот конунг «пока он мог, он каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны, и покорил Финнланд (страну финнов) и Кирьяланд (Карелию), Эйстланд (страну эстов) и Курланд (страну куршей) и много земель в Аустрлёнд (Восточной Прибалтике). И можно видеть те земляные укрепления и другие великие постройки, которые он возвел…» Считается, что Эйрик Эмундарсон умер в 882 г. в преклонном возрасте, и время, когда он был в расцвете сил, пришлось на начало его правления – 850-860-е гг. Из «Жития Святого Ансгария» известно, что около 855 г. другой шведский конунг Олав из Бирки воевал против куршей и наложил на них дань. Для нас важно, что эти данные находят прямой отклик в нашей летописи. Как мы помним, варяги берут дань со словен, кривичей, чуди и веси в 859 г. (а фактически несколькими годами раньше), то есть как раз в то время, когда шведские конунги вели усиленные завоевания в Восточной Прибалтике. Археологи открыли несколько скандинавских поселений этой поры на землях современной Латвии и Эстонии – свидетельство того, что какие-то островки скандинавского расселения здесь действительно существовали. Впрочем, мы можем допустить, что шведский «натиск на восток» начался задолго до IX века. Тот же Снорри пишет, что легендарный упсальский конунг Ивар Широкие Объятия также пытался (и не без успеха) утвердиться в Восточной Прибалтике, а жил он века за полтора до Эйрика Эмундарсона.

Итак, мы предположили, что слово «варяг» могло иметь в начале XII века два значения – новое, близкое по смыслу к «скандинав» и старое, полузабытое, которое можно истолковать как «викинг», «колонист шведского происхождения». Если это так, то в каком смысле использовано оно в вводной части «Повести временных лет»? Вообще говоря, приемлемы оба значения. Предположим, что под «варягами» подразумеваются скандинавы вообще. В IX – XI веках они, несомненно, господствовали в водах Балтийского моря, поэтому оно вполне логично именуется «Варяжским». «Варяги», которые «сидят» на берегах этого моря – шведы. Сложнее обстоит с теми варягами, что «сидят» к востоку от моря «до предела Сима». Но их можно каким-то образом связать с мужами Рюрика, которые утвердились во всех важных пунктах волжского торгового пути от Изборска до Мурома. А путь по Западной Двине ведет в «землю варягов», так как, переплыв через море, можно попасть в Швецию. Как видим, нарисованная картина вполне правдоподобна, и многие историки соглашаются толковать текст летописи именно в таком духе. Нельзя, впрочем, не заметить в подобной трактовке некоторой несогласованности. Странно, что в одном смысловом ряду оказывается народ шведов и мужи Рюрика, «сидящие» по славянским и финским городам. Нельзя также забывать о другой варяжской ветви, сидящей «по тому же морю и к западу до земли Английской и Волошской». И, наконец, как нам быть с варягами, упомянутыми среди «потомков Иафета» наряду со шведами, норманнами, готландцами и русью?

Однако, если предположить, что слово «варяг» использовано здесь не в позднем (расширительном), а в первоначальном своем значении, которое мы гипотетически восстановили, как «скандинав вне Скандинавии», все три эти неясности уходят, и вообще картина обретает более логичный вид. Балтийское море названо в этом случае «Варяжским», поскольку его бороздят флотилии варягов-викингов, угрожающих всем прибрежным жителям и удерживающих в своих руках всю местную торговлю. Варяги, которые «сидят» на берегах этого моря, отнюдь не сами шведы, живущие на западе, а их военные колонисты, утвердившиеся на восточном побережье вплоть до «земли Английской» на западе. Они же «сидят» и далее на восток – «до предела Сима». А путь по Западной Двине ведет совсем не в Швецию, но в какое-то конкретное место на восточном побережье Балтики, неподалеку от ее устья. Здесь и следует искать подлинно «варяжскую землю». Быть может, где-то поблизости располагалась и прародина изначальной руси?

10) Тайна «русского» имени

Рядового человека могут не интересовать все тонкости спора между различными школами историков, так или иначе трактующих факты образования Древнерусского государства. Но каждому, наверно, интересно узнать, почему мы зовемся «русскими», почему страна наша именуется «Россия», и как появилось древнее слово «Русь», равно применяемое в прошлом в качестве названия государства и в качестве самоназвания населявшего его народа. Вопрос этот очень трудный. Этноним «русь», без преувеличения, таинственен во всех отношениях: нам не ясны ни его смысл, ни его происхождение, ни история его распространения. Даже звучание его кажется странным, неславянским. Вспомним названия древних восточнославянских племен: поляне, древляне, радимичи, вятичи… И вдруг русь! Откуда могло появиться это слово?

Как ни странно, понять это легче, чем объяснить. Открыв «Повесть временных лет» мы едва ли не на первой странице обнаружим тот этнонимический ряд, к которому «русь» очень близка по своей форме. Речь идет о древнерусских названиях прибалтийских финских племен: сумь, корсь, емь, весь, либь, лопь, водь, чудь. Но что общего может быть у приднепровских славян с прибалтийскими финнами? Или же это простое совпадение? Прежде, чем искать ответа в Прибалтике, естественно обратить взгляд на область вокруг Киева, туда, где на протяжении четырех веков располагался политический центр Древнерусского государства. К сожалению, единственный достойный внимания объект, имеющий отношение к исследуемому вопросу и располагающийся в нужном нам месте – это река Рось, являющаяся правым притоком Днепра. Быть может, название народа произошло от нее? Историки-антинорманисты с необычайной тщательностью искали подтверждения этой догадке, но так и не нашли его. Ни наша летопись, ни народные предания, ни свидетельства иностранных источников никогда не предавали Роси какого-то особенного значения. Ни в древности, ни позже на ее берегах не случалось каких-либо выдающихся событий, здесь никогда не располагались важные политические центры. Словом, нет ровным счетом никаких оснований для того, чтобы ее название послужило толчком к образованию общенационального имени.

Правда, река Рось являлась пограничной для племени, территория расселения которого стала в дальнейшем центром Киевской Руси. Но нам хорошо известно, что племя это называлось поляне, а не как-либо иначе, так