Шрифт:
Закладка:
Ну-ка, ну-ка…
«Уважаемая редакция, напечатайте это письмо!»
Хорошее начало. Многообещающее…
«Отвечаю авторам статьи про подпольную читалку. Которую не могут поймать. Я знаю, кто это делает. Он 1-го февраля…»
Славик мотнул головой и вновь углубился в дебри крупного корявого почерка.
«Он 1-го февраля позапрошлого года подкинул мне на веранду запрещёнку и чем-то побрызгал. И я заболела. Полтора месяца лежала. Было удушье. Ко мне девочка ходила помогала. А он Любочку отсадил и сам ходил под её именем. Этот человек сам говорит мне об этом. Чего напустит. Понятно вам. А недавно ходил тайно и сидел под столом…»
– Веня, что это?! – вскричал Славик.
– Сам не видишь? – уныло отозвался тот. – Отклик читателя…
«…Брал ножи со стола, но боялся собак, и собаки открыли мне, что он прячется под столом. Он бандит. Сидел 7 лет. Ему под 80 лет. Он живёт под чужой фамилией. Я не знаю её. Он раньше был знаком мне в молодости. Он печатал запрещёнку. Теперь переплетает. Но фамилия была у него другая. Я сижу на замках. Это потому, что я не пошла за него замуж…»
– И что мне с этим делать? Явно ж вольтанулась старушка!
– Подготовь ответ. Опубликуем.
– Ты что, тоже сдвинулся? Какой тут может быть ответ?
– Н-ну… примерно так… – Голлумоподобный замредактора возвёл глаза к потолку. – «Дорогие читатели… Мы высоко ценим ваше рвение и тем не менее вынуждены вам напомнить, что в Республике Гоблино запрещённой литературы нет и быть не может. Что же касается литературы, непригодной для использования в ролевых играх (так правильно звучит этот термин), то хранение её на дому законом не преследуется…» В-вот… что-то в этом роде…
– Да, но… С чего вдруг?
Голлум Веня вновь погрустнел.
– Да понимаешь, – с горечью сказал он. – Донос за доносом по электронке – как прорвало… За кого нас вообще держат? В конвертах уже присылать стали… Вот народ! Думают: раз вывели классику из школьной программы – значит запретили… Ну а раз запретили, значит… сам видишь…
Да уж. Без того, чтобы сообщить куда следует, у нас никак. В девятнадцатом веке на неверующих стучали, в двадцатом – на верующих, в двадцать первом – опять на неверующих… При Кирдыке норовили уличить в причастности к ролевым играм, при Шкарятине – в непричастности…
До полудня Славик подготовил ответ читателям, добил пару материалов, вывел на цветном принтере шесть составных будущей «Страны Хоббитании» и, свернув листы в трубку, известил замредактора, что либо появится после обеда, либо позже к вечеру. Веня не возражал. И правильно. Помни, помни, Моя Прелесть, что у нас ещё впереди полигон…
* * *
Время для визита в школу Славик подгадал на удивление неудачно – как раз к началу урока. Постоял у двери, чуть приоткрыл, поглядел, послушал. Классная руководительница Нинель Васильевна, вскинув личико, сидела за столом, очень похожая на Иванушку-дурачка: кудёрышки цвета пакли, восторженно распахнутые голубенькие глазки и алый рот до ушей. С таким видом она обычно внимала начальству или, как сегодня, почётным гостям. Сам почётный гость (горбатенький, подслеповатый, с полурыжей-полуседой шкиперской бородкой) пританцовывал у стола и, потрясая ручонками, взахлёб рассказывал юному поколению о тех романтических временах, когда ролевое движение только ещё зарождалось.
– Никогда! – восклицал он с пафосом. – Никогда у нас не было дедовщины! Уважение к олдовым – да, было! Но дедовщины – ни-ко-гда!..
– Что это вы в щёлку подглядываете? – послышался за спиной строгий женский голос. Впрочем, тут же смягчился, снизошёл до насмешливости: – А-а-а, Славик… Как опаздывал всегда, так до сих пор и опаздываешь?
Разумеется, Клара Карловна – кому ж ещё? Что-что, а заставать врасплох завуч не разучилась. Странно, однако, за истекшие десять лет она нисколько не сдала, напротив, помолодела, расцвела, добавила в облик косметики. Хотя, возможно, дело тут было не в Кларе, а в самом Славике: резко возмужав, он в смысле самооценки быстро догнал и перегнал тех, что совсем ещё недавно казались ему немыслимо взрослыми, чуть ли не пожилыми.
– Что это у тебя?
– Для стенда. «Страна Хоббитания». Позавчера Нинель Васильевна попросила…
– Это не Нинель Васильевна просила, а я, – холодно поправила Клара. – Пойдём посмотрим…
– Только это уже окончательный вариант… – всполошился он, вспомнив её давнюю привычку с маху ставить на чём ни попадя птички и галочки красным карандашом, а то и маркером.
Отчасти по этой причине Славик долгое время искренне полагал, что слово «маркер» происходит от слова «марать».
И они прошли в застенок (именно так десять лет назад именовали школяры кабинетик завуча по воспитательной работе). Помещеньице также мало преобразилось – сменились лишь табличка на двери да плакатик над столом. Теперь он звучал так: «Нет в мире вещи более серьёзной, чем игра. Уинстон Черчилль».
Пока завуч раскручивала, выгибала и раскладывала на столе яркие листы, Славик успел заметить ещё одно изменение в интерьере: стопка посторонних книг, отобранных на уроках, по-прежнему криво украшала собой подоконник, как десять лет назад, но состав её был явно иным. Не поленился – подошёл, посмотрел. Сверху – Лесков, кто под ним – не разобрать.
– Ну что ж… – задумчиво промолвила Клара Карловна. – В целом…
Одобрение осталось незавершённым, поскольку в дверь робко постучали, потом приоткрыли.
– Можно, Клара Карловна?..
– А-а-а… – зловеще протянула завуч. – Явился, прогульщик?
Вошёл исполненный недобрых предчувствий подросток – долговязый и долгорукий. Остановился понурясь.
– То есть игру ты уже за урок не считаешь, так?
Явившийся мрачно и нераскаянно изучал запылённые носки собственных кроссовок.
– Поражаюсь тебе, Петров! Отец – игротех, мать – маститая ролевичка… В пелёнках на полигонку тебя возили! Откуда в тебе это равнодушие… это наплевательство?..
Ответа так и не последовало. Клара Карловна вздёрнула подбородок, взор её устремился куда-то вдаль – и Славику почудилось, будто на его глазах случилось мгновенное включение в игру. Несомненно, завуч уже стояла на трибуне перед огромной незримой толпой. Нет, она не переходила на крик, она даже голоса не повысила, но слова теперь произносились словно бы в микрофон.
– Выпасть из игры – всё равно что выпасть из общества… Из коллектива! Как можно этого не понимать?.. Классик сказал: «Что наша жизнь? Игра!..» – Тут Клара Карловна запнулась, сообразив, что ссылка на классика по нынешним временам звучит несколько неуместно, и резко сменила направление удара: – Вот посмотри! Славик Савельев… Гордость нашей школы!..
Славику стало совсем неловко. Только ещё в пример его не приводили!
