Нет сомнений в том, что Москва была местом наиболее крупной закупочной и спекулятивной деятельности с участием персонала АРА, но американцы в округах также были заняты этим. Однако до декабрьской катастрофы из-за этого пострадал только один сотрудник АРА: в Одессе Артур Гилл был пойман на спекуляции серебром и освобожден в сентябре 1922 года.

То есть существует только один четко задокументированный случай. Дюранти рассказывает историю кормильца младенцев на Волге, «южанина из хорошей семьи», который был рад обнаружить, что тамошние менялы принимают двадцатидолларовые банкноты Конфедерации, которые он носил с собой, чтобы напомнить себе о славных днях Юга. Дюранти говорит, что молодой человек пришел в такой энтузиазм, что телеграфировал домой через московскую штаб-квартиру с просьбой прислать ему старый сундук с банкнотами Конфедерации, который лежит на чердаке. Когда его телеграмма была прочитана начальством, его вызвали в Москву, уволили и приказали возместить убытки спекулянтам, которых он обманул. «Для него это было жестоким отголоском пушек Гранта и Шермана и последней несправедливостью по отношению к Югу».

Большая часть того, что происходило в районах, было простой закупкой. По слухам, в Казани были лучшие меха. Чайлдс написал своей матери 16 октября 1921 года: «Тебе не нужно беспокоиться о том, что я привезу тебе много мехов. Просто напишите мне, чего конкретно вы хотите, и у вас будет полный багажник всего за бесценок». В мемуарах он вспоминал, как купил шубу за 35 долларов и позже обнаружил, что подкладка была из чернобурки. Он снял его и сшил куртку для своей матери, которую берлинский меховщик оценил в 1500 долларов. На момент покупки в Петрограде его будущая жена Джорджина обменивала соболиную накидку на фунт сливочного масла.

Уфа открывала иные перспективы, которые Келли описал в январе 1922 года: «Наши покупательские инстинкты подогреваются рассказами о необычных металлических изделиях, которые можно найти в Златоусте и других пунктах, расположенных недалеко от горнодобывающих центров Урала». «Златоуст» означает «золотой рот», но здесь реальность не оправдала обещаний, по крайней мере, если судить по сдержанному тону последующей корреспонденции Келли: «Уведомляю всех заинтересованных лиц, что я не беру заказов на закупки в России. У меня всего два маленьких чемодана, ни один из которых я не могу унести в кармане. Мои шансы благополучно вывезти их из России примерно равны. Мне не хотелось бы терять многие безделушки, которые я купил, но я отношусь к ним стоически».

В июне 1922 года, ближе к концу своего срока службы, он говорит, что потратил чуть меньше двухсот долларов на покупку «моей коллекции барахла». Он не раскрывает, что за хлам он приобрел; единственное указание содержится в письме, которое он написал в марте, в котором говорится о покупке «японской вазы из резной стали и полоски китайской шелковой вышивки ручной работы. Эти два не стоили и доллара. Башкирия — страна полотенец для 8 футов, и я захожу туда с ненасытным аппетитом».

Эти башкирские полотенца встречаются в различных местах документации, и не только в письмах уфимских американцев. Непревзойденным коллекционером был знаменитый Гарольд Блэнди, который собирал их десятками, прежде чем отправиться в the Great Beyond . Эльперин говорит, что незадачливого Блэнди не пускали в Уфу и держали в дороге «в надежде, что он не разобьет слишком много стекла». В города, которые он намеревался посетить, он заранее сообщит о своем приезде и распорядится, чтобы по этому случаю были организованы встречи местных чиновников и комитетов АРА. По словам его коллег из АРА, он мало что понял об операции по оказанию помощи, так как никогда не читал инструкций, выданных местным инспекторам. «Его переводчик сообщил бы об этом местным сотрудникам АРА и посоветовал бы им подарить Бланди несколько башкирских полотенец, чтобы он написал о них хороший отчет. Когда Бланди в конце концов вернулся в Уфу, у него было более 200 башкирских полотенец».

Именно во время одного из таких туров, в мае 1922 года, он подхватил тиф, который убил его. В Стерлитамаке он тяжело заболел, и еще до того, как его состояние было диагностировано, чувствуя, что конец близок, он составил последнюю волю и завещание в форме письма «Моей дорогой, нежной маме». Разобравшись с оформлением своего полиса страхования жизни на 5000 долларов, он приступает к самому важному вопросу: распределению двухсот башкирских полотенец. Один должен быть направлен Гуверу, один Хардингу, еще один госсекретарю Хьюзу и по одному в каждый из сорока восьми штатов Союза. Он описывает их как подарки, полученные в знак признательности за то, что он рисковал своей жизнью в зоне массового голода. «Я не чувствую, что заслуживаю всех этих подарков, с другой стороны, я всего лишь выполнял свой долг. Американский народ дал деньги, и они должны получить эти прекрасные подарки башкирского народа».

Затем он просматривает список других предметов, включая картину, изображающую встречу двух слепых, три ковра, соболиные шубы для своей матери, кружева для свояченицы, серебряный пояс и серебряный обеденный сервиз. Очевидно, из-за лихорадочного состояния он забыл, что все еще должен Митчеллу сорок пять фунтов стерлингов за то, что тот спас его из лап лондонских кредиторов.

Миссис Блэнди исполнила предсмертное желание своего сына относительно башкирских полотенец, отправив по одному каждому губернатору каждого штата, жест, который в октябре 1922 года вызвал заголовки местной прессы, такие как в журнале The Springfield, Illinois:

ГУБЕРНАТОР СМОЛЛ ПОЛУЧАЕТ БОЛЬШОЕ РУССКОЕ ПОЛОТЕНЦЕ

Сообщалось, что губернатор Иллинойса получил русское «банное полотенце»: «Полотенце имеет 8 футов в длину и 16 дюймов в ширину. Оно из коричневого льна с тяжелой каймой красного цвета, кайма обработана вручную. Полотенце было изготовлено крестьянами в России».

Подарок губернатору Вирджинии Тринкла был описан как «размером примерно со среднее американское банное полотенце». Губернатор штата Мэн Бакстер решил, что лучшее место для его полотенца — в государственном музее в Огасте, где, как сообщалось, куратор Томас А. Джеймс «разместил пожертвование на видном месте в музее», предположительно имея в виду за пределами туалета.

Если бы больше американских гуманитарных работников ограничили свои покупки безобидными сувенирами, такими как башкирские полотенца, среди российской общественности было бы гораздо меньше недовольства по поводу разграбления АРА. Анна Луиза Стронг, хотя ее и следует считать враждебно настроенным свидетелем, была относительно сдержанна, когда рассматривала покупательские привычки сотрудников службы помощи:

Я знала среди них людей, которые покупали по бриллианту в неделю на свою зарплату. Их доход в долларах позволил им купить по голодным ценам большое количество ювелирных изделий, золотых безделушек, картин и художественных ценностей, которые их дипломатический иммунитет позволил им вывезти из страны. Я не одобряла эти действия, но я не хотела относить к