Сюрприз, все ноют. Но ненавидят только тех, кто часто делает это вслух. Хороший совет, многим мог бы спасти социальную жизнь в коллективе.

Вслух я ответил Айзену:

- В другой раз возьму.

…

- Кстати, было очень вкусно.

- Заткнись.

- Сам заткнись.

Дальше шли в уютном молчании.

Такими хорошими и умиротворенными молодыми шинигами мы и предстали перед человеком в подземном зале. Вот только он был подопытным, стоящим в клетке, будучи в цепях и сверлил нас ненавистным взглядом, руша приятную атмосферу.

- О, новенький? - произнес я, не обращая внимания на злобу в глазах мужчины.

Холодный голос Айзена пронзил просторный зал, погруженный в полумрак.

- Глаза в пол, подопытный номер шестнадцать. Мне не нравится твой взгляд.

Человек в белом рубище съежился, когда на него обрушилось давление реацу Айзена. Дрожа, как крыса под дождем, он на коленях склонил голову, а потом рухнул, что-то просящее скуля.

Довольно кивнув покорности человека в клетке, Соскэ пошел к столам с оборудованием. Он обращал на него внимания не больше, чем на обычный стул.

Я же присел на корточки перед клеткой, наблюдая, как мужчина отплевывается от пены изо рта и приходит в себя. Испуганный взгляд…

Я улыбнулся его реакции, кивнул и сказал мягко, даже ласково:

- Мусор вроде тебя должен быть покорным, понимаешь?

Судорожный кивок.

- Хорошо.

Не став его больше запугивать, я подошел к Айзену, что не спеша перелистывает бумаги со своими заметками.

На длинных столах куча оборудования, за которое тот же Маюри бы душу продал. Не свою, но просто как факт…

Светятся пробирки, что-то булькает в прозрачных чанах, стремные черные реторты, стеклянные загогулины, котлы, большая ручная центрифуга и еще куча штук, которым я даже названий не знаю.

Все это стоит просто охренительных денег, которые даже для меня считаются внушительной суммой.

Наука – это дорого.

Я даже не знаю, как Айзен бы сам обзавелся подобной лабораторией. Пожалуй, ему потребовалось бы годами, десятилетиями присваивать часть средств, будучи вторым лицом в Пятом Отряде, чтобы накопить хотя бы на половину того, что я вижу.

Это ведь не просто куча барахла, даже тот мужик в клетке – из Гнезда Личинок. Вон на столе лежит его файл из Второго Отряда.

Прочитав его, я потерял любое чувство жалости к ублюдку, что посмел на нас смотреть с негативом. По таким как он Соукиоку плачет.

Глянув на него еще раз, я про себя вздохнул. Подопытный преступник… Эх, какой я был святой наивностью, когда думал, что эксперименты на людях в Обществе Душ – это сложная вещь.

Общество Душ не страдает и не наслаждается такой вещью, как Гуманизм или Права Человека.

Вот и все, что надо мне надо было до конца осознать.

На первом этаже Гнезда заключены люди, которые еще ничего не сделали. Но, потенциально, могут натворить плохих дел для Готей 13. Это, пожалуй, одна из самых спорных для меня вещей по сей день.

Но для заключенных со второго этажа у меня вопросов нет.

Мерзости. Предатели. Дезертиры. Насильники… Вся тьма человеческая, заслужившая на смертную казнь в глазах Совета 46, запирается там.

Оказывается, не каждый мелкий ублюдок заслуживает потрясающей церемонии Соукиоку.

Людской ресурс используется весьма широко. На них тренируют сложные операции Офицеры Четвертого Отряда. Вот тебе и пусечки-медики…

Тренируют странные эффекты оружейники и артефакторы Дома Шихоуин, что не сюрприз, Гнездо, считай, их задний двор.

Ну и на ком же тренируются в Запечатывании не появляющиеся обычно на поле боя Заклинатели Кидо Корпуса?

Ну надо же, на смертниках из Гнезда… И на опыты во имя науки тоже можно, как оказалось.

Никто не дал бы делать это обычному шинигами и даже Офицеру. Но для людей со связями и ресурсами, по типу Советника Окикиба, это всего лишь дело одного росчерка пера на разрешение.

Опыты на живых шинигами. Как оказалось, это даже не секретно. Большинство не знает, но если иметь хотя бы низший Офицерский ранг и задаться целью узнать про такую вещь – то коллеги легко и быстро просветят новичка.

В современном мире все стало так секретно, что доподлинно никто уже не знает и не может доказать подобные вещи. Хотя все молчаливо догадываются, что подобные неэтичные эксперименты все еще практикуются.

Просто по логике вещей и природе людской, не могут они прекратиться. Но не видно – не доказано.

В Обществе Душ этим не заморачиваются. Здесь царит всеобщее знание о Круговороте Душ. Смерть светит всем и всегда. Главное – как ты умрешь.

Нет ничего лучше для таких отморозков, чем уйти на тот свет более «правильным» для них способом.

Когда я отца в письме о таком просил, чего я не ожидал вовсе – так это отсутствия вопросов. Он просто прислал мне лист с разрешением.

Все официально, прозрачно.

Я усмехнулся, глянув на документы на столе справа. Мы ведь даже после смерти этого подопытного честно заполним вон те два формуляра со свидетельством о смерти.

Одно – Второму Отряду. Второе – Совету 46.

Правда, заполняем обычно не правду, а обычную чушь. Типа «негативная реакция на лекарство», «коллапс души во время операции по трансплантации» или мое любимое «смерть в результате неестественных причин»…

Если спросят, то скажем – поперхнулся яблоком во время обеда. Но никто еще не спрашивал.

Честно признавая себе, я ощутил укол неуверенности, когда организовывал все это для Айзена.

Когда он предал Готей 13, то Тринадцать Отрядов Придворной Стражи просто не потянули этого парня, когда он стал серьезен.

Победа над ним была чудом, выходящим за рамки любой погрешности, по имени – Куросаки Ичиго.

Кто знает, когда бы он сам встал на ученый путь, не будь меня?

Что, если он все равно предаст Готей 13, но… Но у Айзена Соскэ будет на полвека, на век, больше времени?

Что такое сто лет для ученого его уровня, для бойца его уровня? Трудно представить.

Но я представил.

А потом рискнул. Просто вопреки всем тревожным звоночкам в голове. Я доверял своему мнению, решениям и решимости.

Страх никогда не будет управлять мной. А ошибки я буду исправлять сам, если совершу их.

И вот мы здесь.

Я ощутил помеху за пазухой, когда присаживался к подопытному.

- Кстати, - вспомнил я, доставая шкатулку из-за пазухи. – Я тебе все же кое-что захватил.

Смешок.

- Не съедобное.

Когда Соскэ открыл подарок, то увидел черную,