Джованни Микьель заставил побежденных соперников отказаться от любых дальнейших посягательств – как военных, так и торговых – на Восточное Средиземноморье. Но, как любые клятвы, принесенные под давлением обстоятельств, это обещание вскоре было забыто, а битва у берегов Родоса оказалась лишь первым из множества эпизодов в борьбе Венеции с ее торговыми конкурентами – борьбе, затянувшейся даже не на годы, а на века[76].

О том, с каким настроем Венеция присоединилась к Крестовому походу, лучше всего свидетельствует то, что за первые шесть месяцев формального участия в кампании ее флот не нанес ни единого удара во славу христианства и даже не добрался до Святой земли. Как всегда, Венеция ставила собственные интересы превыше прочих; вот и сейчас, даже после того, как зима сменилась весной, интересы эти потребовали задержаться еще на несколько недель – ради вящего блага республики. Незадолго до отбытия епископ Энрико посетил церковь Сан-Николо ди Лидо (построенную его отцом) и помолился, чтобы Господь послал ему возможность перевезти мощи ее святого покровителя из Миры в Венецию. Город Мира в Ликии (известный также под названием Миры Ликийские), где святой Николай когда-то был епископом, располагался на материке почти в точности напротив Родоса. К тому времени турки-сельджуки разрушили бóльшую часть построек, но церковь над могилой святого все еще стояла – как стоит и сегодня. Венецианцы высадились на побережье, ворвались в церковь и обнаружили там три кипарисовых гроба. В первых двух покоились останки мученика Феодора и дяди святого Николая, а третий оказался пуст. Епископ Энрико приказал допросить служителей мирликийской церкви и даже подвергнуть их пыткам, но несчастные только твердили, что мощей святого Николая в Мире больше нет: несколькими годами ранее их увезли какие-то купцы из Бари. Епископа это не убедило. Пав на колени, он громко взмолился Богу, прося указать потайное хранилище, где сокрыты святые мощи. Поначалу ничего не случилось, и венецианцы собирались покинуть церковь, но тут из дальнего угла повеяло миррой. Там и обнаружилась еще одна усыпальница, в которой – как гласит легенда – лежало нетленное тело Николая; в руке святой сжимал пальмовую ветвь, привезенную из Иерусалима, и та по-прежнему оставалась зеленой и свежей. Торжественно погрузив на корабли останки всех трех святых, венецианцы сочли свою миссию в Ликии завершенной и наконец взяли курс на Палестину.

Захватив Иерусалим в июле 1099 г., предводители крестоносцев выбрали Готфрида Бульонского, герцога Нижней Лотарингии, королем новоиспеченного Иерусалимского королевства. Но Готфрид отказался носить золотой венец в городе, где Христос носил терновый, и вместо королевского титула принял титул защитника Гроба Господня. В середине июня 1100 г. он получил донесение, что в Яффе высадился большой венецианский флот. Поход еще не закончился: значительная часть Палестины оставалась во власти сарацин, а морские ресурсы Готфрида были совсем скудными. Так что он поспешил на побережье приветствовать новоприбывших, но по дороге тяжело заболел – скорее всего, тифом (хотя ходили слухи, что герцог был отравлен на пиру, который устроил в его честь эмир Кесарии – сарацин, признавший себя вассалом Готфрида). Так или иначе, Готфрид едва нашел в себе силы встретиться с венецианцами, после чего вынужденно вернулся в Иерусалим, оставив для переговоров своего кузена, графа Уорнера Грея.

Венецианцы выдвинули свои условия – не сказать что исполненные бескорыстного крестоносного рвения. В обмен на помощь они потребовали для себя свободную торговлю по всему Франкскому государству, церковь и рынок в каждом уже занятом крестоносцами городе, а сверх того – третью часть каждого города, который будет захвачен впоследствии с их участием, и весь город Триполи. Даже несмотря на то, что условия были приняты, венецианцы заявили, что на сей раз проведут в Святой земле всего два месяца, до 15 августа.

Это была жесткая, типично венецианская сделка, и то, как поспешно приняли ее франки, говорило о том, сколь отчаянно они нуждались в поддержке с моря. Решили, что первой совместной целью станет Акра, а следующей – Хайфа, но планы крестоносцев сорвались: сильный северный ветер задержал корабли в порту Яффы, а между тем из Иерусалима пришло известие о смерти Готфрида. Возникла большая проблема. Предводители франков понимали, что нужно ехать в Иерусалим: никто не желал остаться в стороне от неминуемых споров за престолонаследие. Но до отплытия венецианцев оставалось меньше месяца, и не воспользоваться флотом, купленным столь дорогой ценой, было просто немыслимо. Обсудив положение, крестоносцы пришли к компромиссу, решив отложить атаку на Акру и бросить все силы на Хайфу, которая находилась ближе и была не так хорошо укреплена.

Хайфу защищал небольшой египетский гарнизон, но основное сопротивление оказали крестоносцам местные жители. Хайфу населяли преимущественно евреи, которые хорошо помнили, какая судьба постигла их сородичей меньше года тому назад в Иерусалиме, и пытались отстоять свой город любой ценой. Но против венецианских баллист и осадных машин они оказались бессильны и 25 июля – всего через неделю после смерти Готфрида – были вынуждены сдаться. Их опасения полностью оправдались. Спастись удалось немногим: большинство иудеев и мусульман были убиты на месте.

Венецианцы, по всей вероятности, не принимали активного участия в резне. По натуре они были торговцами, а не кровожадными убийцами. Франки же, напротив, не в первый раз истребляли мирное население: такую же резню они учинили не только в Иерусалиме, но и в Галилее. Но все же это был военный союз, и, поскольку Микьель и Контарини со своими людьми присутствовали при захвате Хайфы, настаивать на полной невиновности венецианцев невозможно. Сознавали ли они сами свою вину, мы не знаем; в лаконичных венецианских хрониках ни словом не упоминается обо всех этих зверствах. Нет подтверждений и тому, что венецианцы получили награды, обещанные Греем, хотя не исключено, что они согласились подождать до разрешения политического кризиса. Вскоре после падения Хайфы они отправились домой, увозя с собой не только трофеи и товары из Святой земли, но и святые реликвии, добытые в Мирах Ликийских. По возвращении, тщательно приуроченном ко дню святого Николая, они удостоились торжественной встречи: дож, духовенство и народ приветствовали их как героев, а останки, признанные мощами святого, благоговейно захоронили в церкви Доменико Контарини ди Лидо.

Не было ли в этой церемонии толики фальши? Если да, то неудивительно: на самом деле злосчастные служители церкви в Мирах Ликийских сказали правду. За тринадцать лет до венецианцев их действительно посетили купцы из Апулии, которые забрали мощи святого Николая и с триумфом привезли их в Бари, где немедленно началось строительство базилики, носящей его имя, – ныне это одна из великолепнейших в Италии церквей в романском