Шрифт:
Закладка:
– Он мой, квартира моя! – выкрикивала девочка, высовывая язык.
А мальчишка в ответ со всей силы врезал ей по голове камнем, зажатым в кулачке. Но когда его напарница по игре завыла в голос от боли, швырнул свое орудие в сторону и вцепился в перемазанную грязью розовую куртку:
– Падай, падай! Ты должна умелеть! Я тогда тебя на масыне покатаю! Ложись!
– Не буду, не буду, больно-о-о! – девчонка завыла еще громче и бросилась к распахнутой двери дома напротив. – Мама, меня Димка обидее-е-ел! Он удари-и-ил!
Лев осторожно подошел к растерянному малышу, который стоял с разинутым ртом от неожиданного конца их увлекательной игры:
– Привет. Это вы во что такое интересное играете?
Мальчишка огорченно протянул:
– Вчела дядя с тетей иглали во дволе, я не спал, в окно смотлел. Дашка ушла, не стала иглать. Она должна упасть, а не леветь!
– Вчера дядя ударил тетю и она упала?
Мальчишка кивнул головой, Лев присел перед ним на корточки:
– А потом что было?
– Они поехали на масыне кататься.
– У дяди темные волосы были?
Но Димка уже увлеченно копался в своем носу:
– Сталый дядя, как ты.
Гуров похлопал себя по карманам и выудил связку ключей от дома, на короткой цепочке болтался брелок – фигурка черной собачки, которую подарила жена при переезде в новую квартиру. Он отцепил брелок и протянул на раскрытой ладони:
– Расскажи, как они играли, дядя и тетя. Отдам тебе собаку.
Мальчишка сгреб подарок и защебетал, довольный:
– Они лугались, я проснулся и им пальцем погрозил в окно. Нельзя кичать ночью, мама тоже лугается, когда кичат. Дядя тетю наказал, чтобы не кичала, удалил по голове. Потом они на масыне кататься стали.
– Машина какого цвета? – зашел Лев с другой стороны, пытаясь определить хоть какие-то приметы.
Димка ткнул пальцем в старенькую «Волгу», ржавую и без колес, припаркованную рядом с гаражами:
– Вот такая, как у деда Васи.
Из подъезда вдруг вылетела полноватая женщина с ревущей девочкой на руках. Она с размаху влепила подзатыльник мальчишке:
– Ты зачем сестру обидел! Нельзя камнем бить, ты же ей голову чуть не разбил!
– Я иглал! – взвыл Димка в голос.
Но мать отвешивала новые шлепки, теперь по худенькому заду:
– Это что за игры! Это что за игры! Я тебя в тюрьму сдам за такое!
Мальчишка закрутился на месте, прикрываясь руками от ударов. Брелок вывалился из кулачка и шлепнулся в грязь на асфальте. Женщина взвилась от новой волны возмущения:
– А это что такое?! Ты где взял?! А ну, говори! – она поймала сына за торчащее острое ухо.
Тот уже ревел басом, тыкая пальцем в Гурова:
– Дядя дал, дядя! Он дал!
Женщина метнула разгневанный взгляд на опера:
– Ах ты извращенец! Пошел отсюда, увижу рядом с моими детьми – убью!
– Послушайте! – оперативник попытался остановить ее.
Правда, разгневанную мать уже было не унять:
– Ходят тут, а потом все улицы в крови и люди пропадают! Пошел отсюда, или полицию вызову!
Терпение Гурова лопнуло. Он вытащил и протянул почти под нос служебное удостоверение:
– Я и есть полиция. Не кричите, пожалуйста, я пытался поговорить с вашим сыном. Просто он сказал, что вчера видел, как ругались женщина и мужчина.
Та горячо возразила:
– Не мог он вчера видеть, вчера они у бабушки были. Ему пять лет, он еще время не умеет определять!
– Тем более, – обрадовался Гуров. По времени все как раз совпадало со смертью Исаевой. – Он мог видеть, как преступник увозит женщину.
– Жиличку бабы Тоси, которая померла?
Гуров кивнул в ответ, помедлил и уточнил:
– Вы говорили что-то про кровь на улице. Почему так сказали?
Женщина спустила притихшую девочку с рук, толкнула обоих детей к дверям подъезда:
– Домой идите. – И проследила взглядом, как они поднимаются по скрипучей лестнице. Потом нехотя пояснила: – Я дворником работаю здесь, утром, пока ребятишки спят, мету, чищу. Тяжело одной поднимать двоих. Когда Димка ночью плакал и говорил, что его крики разбудили, я ничего не видела. Но утром вышла подметать, а там на бордюре кровь. Немного, пятнышко. Никому говорить не стала, у нас район такой, пьющих много. Часто и крики по ночам, драки бывают. Из-за всего в полицию не набегаешься.
– Вас полицейские опрашивали, вы рассказали им о том, что видели? И что мальчик видел, как мужчина ударил женщину?
Дворничиха покачала головой:
– Он ребенок, мало ли чего выдумывает. Я не знала, что жиличка померла. Мне сегодня баба Тося сказала. Да и не хочу я по отделам таскаться, времени нет. Она одинокая была, без семьи, чего уж искать, никому не надо. Извините.
Женщина резко развернулась и зашагала обратно в дом, оставив Гурова в растерянности рядом со ржавыми качелями. Он подобрал собачку из грязи и оставил на щербатом сиденье между железных прутьев. Поднял глаза и встретился со счастливым взглядом Димки, который из окна наблюдал за ним. Мальчишка расплылся в улыбке при виде подарка, что остался дожидаться его во дворе. Опер прикинул расстояние от окна, помахал на прощанье своему маленькому свидетелю рукой и зашагал по улице дальше, на ходу набирая в телефоне номер Зимина.
Тот раздраженно вместо приветствия буркнул:
– Слушаю.
– Это Гуров, я на адресе одном. Здесь надо следы крови проверить, помнишь, покойница из леса, с ожогами от борщевика? Это может быть ее кровь, ребенок видел, как мужчина ударил женщину камнем и увез в машине в ночь смерти Исаевой.
– Помню, – вздохнул криминалист и застонал. – Где ты все это берешь, Лев? Я только с лампой твоей закончил возиться. Сутки на нее убил. Хитрая штука оказалась.
– А что там? Что нашел? – обрадовался опер.
– В конструкцию добавили реле и приемник дистанционного сигнала, автономный источник питания. Все было скрыто в патроне и колонне, вполне современные элементы в старом приборе.
– И что это давало? Она же даже не была в сеть включена.
Зимин снова тяжело вздохнул.
– Выключать и включать ее можно было дистанционно, и электросеть для этого не нужна. От батареи могла работать, мигать, когда на кнопочку пульта, на улице стоя, жмешь. Понял? Аттракцион «барабашка» кто-то устраивал хозяину, и тебе тоже повезло на него полюбоваться. Я же говорил тебе, все эти привидения – обычная физика. Ну и в данном случае еще и ловкий инженерный замысел. Тот, кто все это придумал и собрал, разбирается в технике. Отпечатков чужих нет, я проверил. Только покойника Журина.
– А что со вторым телом, с Исаевой?
– Лев Иванович, я понимаю, что ты лучший опер отдела, но я сплю иногда и ем, – заворчал эксперт. – Давай хоть до завтрашнего утра потерпи. Меня начальство грызет, как собака кость, с этими скульптурами, которые вы же и притащили целый мешок. Теперь не лаборатория, а музей, филиал Третьяковки.
Телефон завибрировал от параллельного звонка, Гуров распрощался с криминалистом и принял вызов от Крячко. Тот неожиданно смущенно пробормотал:
– Слушай, тут господин Улыбка заходил.
– Кто? – не понял его Лев.
– Ну этот, из Министерства иностранных дел, который в тридцать три зуба улыбается. Ну так вот он… подарок принес, сказал, компенсация за причиненные неудобства. Это… – Стас совсем замялся. – Путевка на три дня в Прагу. На двоих.
– Забирай, с Натальей прокатитесь, – предложил широким жестом Лев.
Он понимал, что напарник расстроен из-за несостоявшегося громкого расследования, и был ему благодарен за то, что Стас сейчас делает двойную работу. И поэтому он может вести свое параллельное расследование, но не махинаций со скульптурами, а обстоятельств смерти Журина. Крячко от радости зазвенел в трубке:
– Левка, спасибо! Наташка с ума сойдет от радости! Три дня за границей, мы никогда так не ездили! Я все сам сделаю, ты отдыхай. Договорюсь с Орловым, чтобы тебе дал еще отгулов. На больничный иди, если плохо себя чувствуешь. Я старика этого со скульптурами из-под земли достану, вот допрошу еще парочку из банды Горюцкого и возьмусь за старика. Спать не буду, все улики соберу! Спасибо!
– Да не за что. Лучше спроси у задержанных, что их спугнуло в квартире Журиных. Пускай опишут подробно. Жду информации. –