Наибольшую потребность в помощи население испытывало осенью 1941 г. В первые недели, когда проводились мероприя­тия по обеспечению людей работой и организации торговли, власти вынуждены были оказывать помощь практически всем жителям, и еще в конце 1941 г. в ней нуждалось более 80% насе­ления. Проблема заключалась главным образом в обеспечении продовольствием. Начиная с весны 1942 г., после стабилизации положения, численность людей, получавших помощь, резко со­кратилась. В январе 1942 г. их насчитывалось около 2 800 человек, в августе того же года — более 300, а в 1944 г. осталось чуть более 100 человек. За весь период оккупации помощь была оказана в денежном выражении на сумму почти 900 000 марок, из которой на 1941-1942 гг. пришлось 85%.

Вопрос о том, осуществлялась ли в оказании помощи населе­нию дискриминация по национальному признаку, остался, на основании имеющихся источников, в некоторой степени невы­ясненным. В феврале 1942 г. относительное количество получа­телей продуктовой помощи среди национального и ненацио­нального населения было равным; весной того же года помощь, видимо, оказывалась в большей мере представителям родствен­ных финнам народов, а начиная с осени, напротив, ненацио­нальному населению. Кроме того, нет и точных данных об объ­емах оказанной помощи. Что касается одежды, то практически вся она выдавалась национальному населению.

Русские сироты (фото из Военного архива Финляндии)

Для пресечения спекуляции социальной помощью получатель таковой обязывался позже возместить Военному управлению ее стоимость, о чем каждый давал письменное обязательство. Взи­мание денег началось уже в 1942 г., и к весне 1944 г. общая сумма выплат составляла примерно половину затраченных на оказание помощи средств.

Дети, оставшиеся сиротами и найденные в городе и концлаге­рях, были помещены в детский дом, открытый в октябре 1941 г. Их численность достигла пика в 1943 г., когда в детском доме находились на попечении почти 100 детей, в основном из числа ненационального населения. В конце 1941 г. начались провер­ки условий содержания детей в родительских семьях. Помимо социальных работников этим занимались учителя народных школ и две патронажные сестры из дислоцированного в горо­де полевого госпиталя. В случае ненадлежащего содержания мог быть поставлен вопрос о взятии ребенка на попечитель­ский контроль или передаче его на воспитание в детский дом. Например, весной 1943 г. в детском доме на полном казенном попечении числилось, как уже было отмечено, почти 100 чело­век. Попечительский контроль осуществлялся также за воспи­танием всех приемных детей.

Для т. н. «трудных» детей летом 1942 г. открыли исправи­тельную школу на противоположном берегу Петрозаводской губы, на Бараньем берегу. Осенью того же года исправительную школу перевели в Лохикоски[48], а в конце 1943 г. — в Шую. В ней воспитывалось в общей сложности только 10 мальчиков из Яанислинны. Потребность в изолировании по причине плохого поведения была больше, однако недостаток мест ограничивал направление детей в исправительные заведения. В 1944 г. на тер­ритории переселенческого лагеря №6 заканчивалось строитель­ство более вместительного детского исправительного заведения, но этот проект до конца оккупации так и не был реализован.

Для ухода за малолетними детьми, и, с другой стороны, с целью решения проблемы дефицита рабочей силы, с весны 1942 г. ста­ли открываться детские ясли и сады. В конце 1943 г. действовали четыре таких учреждения — три для детей родственных финнам народов и одно для ненациональных детей. Детские дошколь­ные учреждения посещали в среднем 250 детей, что позволило устроиться на работу почти 230 матерям. Поначалу население настороженно относилось к детским учреждениям, и хорошей приманкой, очевидно, стал дополнительный продовольствен­ный паек, который начали выдавать в них с конца 1942 г..

В исключительных условиях оккупации рождалось много вне­брачных детей. Из числа зарегистрированных в 1941-1944 гг. но­ворожденных таких насчитывалось 45% (178). Среди местного населения было много так называемых «волчьих пар»[49], но чаще всего отцом ребенка оказывался финский солдат.

После установления личности отца ребенка власти стремились заключить с ним соглашение о выплате алиментов, но оконча­тельное решение вопроса о денежных компенсациях отклады­валось до весны 1943 г., когда на территории ВуВК было нала­жено судопроизводство по рассмотрению гражданских исков. Решение о выплате алиментов, после вступления решения суда в силу, обязано было в принудительном порядке исполняться и на территории самой Финляндии. В Яанислинне на рассмотрение третейского суда попадал примерно каждый третий случай рож­дения внебрачных детей.

Содержание пожилых людей в стационарных учреждениях не получило значительного развития. Для представителей обеих национальных групп были открыты отдельные дома престарелых, и в июне 1942 г. в них находились в общей сложности 46 человек, через год — 36, а в 1944 г., после объединения националь­ных домов престарелых Яанислинны и Пряжи в одно учрежде­ние, — 73 человека. Находившийся на Бараньем берегу дом инва­лидов закрыли весной 1942 г, а его жильцы были распределены по другим учреждениям.

В соответствии с принятыми принципами, бродягой считал­ся человек, который без разрешения или веской причины на­ходился за пределами района своего проживания; не соблюдал распоряжений, касавшихся порядка исполнения трудовой по­винности; нищенствовал или позволял своему ребенку поби­раться; вел аморальный образ жизни или представлял в силу сво­их привычек угрозу для общественного порядка, безопасности и благопристойности. Если мягкие меры воздействия не давали эффекта, бродягу могли поместить в исправительно-трудовую колонию, открытую летом 1942 г. в Лохикоски. Большая терри­тория города затрудняла контроль, и количество выявленных случаев бродяжничества оказалось небольшим. В 1942-1943 гт. предупреждение было сделано 13 человекам, и в исправительно-трудовую колонию отправили примерно столько же.

Контроль за употреблением алкоголя осуществляла в основ­ном полиция. Работники социальных служб вмешивались в тех случаях, когда речь шла, например, о невыплате алиментов или вызывавшем осуждение образе жизни. До конца 1942 г. таких слу­чаев не отмечалось, и в дальнейшем пьянство оставалось, по всей видимости, в основном проблемой самих финнов. Местное насе­ление не имело права покупать спиртные напитки, хотя, конеч­но, их можно было приобрести на черном рынке, однако главным препятствием оставались очень высокие относительно доходов населения цены. «Пиво»[50] варили в небольших количествах прак­тически везде, однако его употребление не вызывало проблем, связанных с алкоголизмом. Необходимости в организации ста­ционарного учреждения для лечения больных алкоголизмом не было ни в Яанислинне, ни в других районах Восточной Карелии. Понятно, что благоприятная ситуация в этой сфере частично объ­яснялась малочисленностью взрослого мужского населения.

Со времени открытия концентрационных/переселенческих лагерей в них, помимо изолирования ненационального населе­ния, решались и вопросы попечительского плана. Помещенные в лагеря люди должны были, в принципе, обеспечиваться необ­ходимым