— Ладно. Что за условия?

— Да всё те же Лисёнок, ты должна вернуться домой.

— Ты… — приличные слова словно внезапно кончились, на язык лезет что-то исключительно матерное, но я ещё держусь. — Ты нормальный, вообще, Желтков? Да я видеть тебя не могу, не то, что жить вместе!

— Я понимаю, ты обижена. Но ведь все мы совершаем ошибки! И главное — признавать их и хотеть исправить. И я хочу! Очень хочу, Алиса!

Он говорит это так горячо, что есть ощущение, будто вот-вот упадёт на колени, и от этого мне ещё больше тошно. Хочется немедленно избавиться от назойливого идиота, но даже если я начну гнать его пинками — я просто не справлюсь физически.

— Просто дай мне шанс, Лисёнок!

— Хорошо, я даю тебе шанс! — хватаюсь я за телефон, делая вид, что собираюсь звонить. — Счастливый шанс уйти самому. А в противном случае…

— Десять тысяч в день! — перебивает он. — Десять в день, Алиса! Плюс я выплачиваю твой кредит за каждый месяц, проведённый со мной. А за тобой остаётся право уйти в любой момент, когда решишь, что с тебя хватит. Решишь, что три дня и тридцать тысяч — так и будет. Захочешь три месяца, девятьсот тысяч и три выплаты по кредиту — отлично! Десять? — десять! Хоть до бесконечности!

— Ты… идиот?

— Да, но я хотя бы идиот, влюблённый в тебя! А вот подружка твоя — просто идиотка, которая включила летом обогреватель и попала на такие бабки, что как бы теперь халупу эту продавать не пришлось. А ведь у неё ребёнок. Подумай, Алиса, хорошенько подумай! И возвращайся ко мне хотя бы для того, чтобы помочь подруге.

— Пошёл вон… — едва сдерживаясь, чтобы не ринуться в неравную схватку, сквозь зубы рычу я. — Пошёл вон, скотина! И если я выясню, что это ты Ирку подставил…

Но он словно не слышит.

— Мы ведь не чужие люди, Алиса! Подумай, ещё пару недель назад у нас было всё: любовь, секс и совместное будущее. Вот и верни всё это! — Бормочет так исступлённо, что аж лицо покраснело. Я невольно пячусь, он наступает, уже практически зажав меня в закутке возле туалета. — А ещё на работе тебя восстановлю, хочешь? У нас там как генеральный исчез, а с исполняющим обязанности у меня знаешь, какой контакт козырный! Он меня вот-вот на повышение отправит, точно, а тебя — на моё место. Хочешь? Только подумай, от чего отказываешься, Алиса! Это же такие перспективы! Карьерный взлёт!

Всё-таки зажимает меня в углу, перехватывает руки. Лезет лицом к лицу, то ли целоваться, то ли чтобы лучше слышала, какие золотые горы мне светят.

— У нас всё ещё может быть, Алиса! — его губы уже возле моих, и я едва не реву от бессилия. Так хочется, чтобы случилось чудо, и на пороге появился Димка! Чтобы как тогда, в клубе, навалял этому идиоту, наглядно объяснив, что ко мне не то, что прикасаться нельзя, но и просто появляться рядом! — Я ведь люблю тебя больше жизни!

Меня передёргивает. Надо же, как, оказывается, легко врать о любви! А ведь ещё пару недель назад я бы даже поверила! И мама, наверное, верила, когда отец говорил ей тоже самое — и перед тем, как бросил, и после того, как приполз спустя пять лет… Не просто же так она его приняла.

— Я на развод подала, идиот! — ору прямо в раскрасневшееся лицо мужа. — Через суд, в одностороннем порядке! И как только нас разведут, сразу же выхожу за другого. За того, в чьей постели провела последние десять дней. И с кем утешилась той ночью, когда ты так удачно облажался с Анькой!

Он замирает, так судорожно стиснув мои запястья, что я, подчиняясь боли, начинаю оседать. И вдруг — удар! Отлетаю к противоположной стене, врезаюсь спиной в дверную ручку и падаю на пол. Зажимаю опалённую пощёчиной щёку, лицо укрыто волосами, глаза стремительно наполняются слезами.

Никто и никогда прежде не смел поднимать на меня руку! И сейчас я в шоке. В ступоре. Словно оплеуха начисто выбила из меня способность соображать…

— С-с-сука, довела-таки! — склоняется надо мной муж. — Сегодня же идёшь в суд и забираешь заявление, ясно? А иначе, вдобавок к сгоревшему обогревателю, у твоей подруги и наркота в сумочке найдётся. Это я тебе прям обещаю.

— Только попробуй, тварь…

— Да ладно? — смеётся он. — И что ты сделаешь? Трахарю своему мифическому нажалуешься? А нет, погоди, опять папашей пугаешь? Думаешь, я такой идиот, что за всё это время так и не понял, что ты скорее сдохнешь, чем к нему обратишься? — Выпрямляется, в сердцах пинает туалетную дверь. — Дура, ну какая же ты дура, Алиса! Можно ведь было по-хорошему порешать, так нет, драму тебе подавай!

Он уходит, а я сначала сижу, прислонившись саднящей спиной к стене, потом медленно поднимаюсь.

Под лопаткой, на месте удара об ручку, заметная припухлость. Щека красная, но без ссадин, а если повезёт, то и синяка не останется.

Хотя, почему повезёт? Наоборот, посильнее бы!

Не подтираю потёкшую тушь, не причёсываю взлохмаченные волосы — выхожу из дома как есть. А не была бы такой трусихой, ещё и самостоятельно добавила бы себе пару-тройку синяков. Для торжества справедливости любые методы хороши. Или он, тварь такая, думает, неприкасаемый что ли?

— Куда едем? — окинув меня любопытным взглядом, спрашивает таксист. И даже не удивляется, когда я выдавливаю зловещую улыбочку:

— В отделение. Побои снимать.

Из полиции я периодически звоню Ирке, но она недоступна. Нервничаю. Так и кажется, что снова что-то случилось. Поэтому, едва освободившись, сразу еду на рынок. Но Ирки там нет, а на её уличном прилавке какая-то левая бабуська торгует огурцами и малиной.

Снова и снова звоню Ирке. Бесполезно. Еду домой — там она явно не появлялась. Иду в садик, там выясняется, что Тоська спокойно спит на тихом часе, и Иринка не приходила. Пугаюсь уже не на шутку. Пытаюсь убедить себя, что подруга занята личной жизнью… Но, во-первых, если Димка не в городе, то и Володька тоже, а во-вторых, даже если бы он и был здесь — до амуров ли сейчас самой Ирке?

Словом, чем больше