нужны, чем больше мы результата покажем, тем меньше к нам вопросов будет. Победителей не судят.

Четыре мучительных дня мы проходили оставшийся отрезок пути до Беломорска. Тихоходный караван никак не желал идти спокойно и без приключений. То у самоходной баржи машина выйдет из строя, то лихтер развернёт поперёк канала, и он застрянет. Постоянные остановки, ремонт и необходимость ждать остальных сильно раздражала. Но завод работал! Работал даже на лихтерах! На палубах рычали генераторы, крутились станки, рабочие в любую погоду делали своё дело, возобновив выпуск гранат. Файззулин может быть ничего и не смыслил в морском деле, но как организатор производства он был на своём месте.

— Соцсоревнование — это хорошо — я курил и беседовал с Файззулиным, стоя на палубе лихтера. Я договорился с директором судоремонтного завода на ремонт нашего оборудования, и он с радостью согласился помочь. Сейчас его ребята перебирают лебёдки, а сварщики на ходу заваривают пробоины в надводной части бортов — только что бы качество не страдало!

— Ну так совесть лучший контролёр! Всё для фронта, всё для победы! Мужики же понимают, что от этого может чья-то жизнь зависеть. На совесть и трудятся. А соревнование — это возможность показать себя! — горячится татарин.

— Ага, даже анекдот на эту тему есть — усмехаюсь я — В сельском клубе идет лекция о семейной жизни. Лектор говорит: «К сожалению, бывает, что семьи распадаются из-за супружеской измены. Чаще всего своим женам изменяют спортсмены, потом идут артисты, потом — моряки. Это вызвано тем, что люди надолго отлучаются из дома…». Тут голос с первого ряда: «А я вот тридцать лет плаваю и ни разу жене не изменял!». Грубый голос с последнего ряда: «Вот из-за таких козлов, как ты, флот на третьем месте!». Соревнования у нас везде, только вот в некоторых местах оно ни к месту. Зачем на скорость сваркой работать⁈ Нет же спешки, а твои два стахановца фигачат кто быстрее, а мне красиво надо, надёжно и нарядно. У меня боцман одну заплатку с одного раза молотком сбил! Если не можешь помочь, так и скажи, зачем халтуру лепить? Я лучше так до Архангельска дойду, на колышках, а там меня нормально залатают.

— Всё вы Виктор опошлить сумеете! — поперхнулся дымом Файззулин — да ну вас! С вами невозможно говорить серьёзно!

— Так как можно серьёзным оставаться, если смотришь как два здоровых мужика как дети малые в догонялки играют, бегая по палубе со сварочными аппаратами? А за ними мой боцман бегает и всё что они наварили кувалдой сносит? Это же комедия, самая натуральная, но только ты учти, скоро у моего Гриши терпение кончится, и он не по заплаткам бить будет, а по морде, а я помогу! Не можешь помочь, так и скажи!

— Всё Виктор, понял, переделают они всё, я обещаю, сам за ними следить буду! — поднял руки вверх директор завода — хотели же как лучше, до прихода в Беломорск успеть.

— Хотели, как лучше, а получилось как всегда! Ладно, погодим пока твоих работяг воспитывать. Хотя руки чешутся!

Они успели. При прохождении последнего шлюза наш «Шторм» был почти готов к бою, только закрытая деревом дыра в надстройке и отсутствие кормового зенитного орудия, напоминали о том, что бывший китобоец едва не погиб на злополучной реке. Самое главное, в море мы теперь могли идти смело, не боясь того, что волны вырвут деревянные заплатки и вода проникнет в нутро моего корабля. Распрощавшись с заводчанами, мы направились на базу Северного флота, где нам предстоял дальнейший ремонт.

* * *

— Так вы утверждаете, что завод уничтожен полностью, и врагу не достался? — третий допрос уже, а вопросы одни и те же. Особист смотрит на меня так, как будто в первый раз видит — ведь по вашим утверждениям и по показаниям остальных членов экипажа, баржи погрузились в воду чуть ли не полностью, значит пожар не мог гарантированно привести в негодность оборудование!

— Оборудованию досталось ещё до затопления! По первой барже попало не менее пяти артиллерийских снарядов, во вторую три! Сами финны уничтожили завод, мы только добили и сожгли то, что осталось! — устало повторяю я. Сейчас у меня голова уже раскалывается. Днём я возле стапеля, где стоит на ремонте «Шторм», утром хожу на перевязку в госпиталь, а ночью все расчёты зениток ведут дежурство, охраняя корабль и завод от налётов, да и вахты никто не отменял. Нас до сих пор всего шестнадцать человек, и людей катастрофически не хватает, мы просто валимся с ног от усталости, а по вечерам нас мучают особисты, которые взялись за нас в тот же день как мы вошли в порт.

— А вот по показаниям других членов вашей команды, вы лично на баржи не поднимались. Как вы можете утверждать, того что не видели лично? — давит особист.

— А я и не должен лично всё делать! У меня подчинённые есть! Наш адмирал тоже лично конвои не водит и не проверяет сколько, к примеру мин снято, он ориентируется на доклады своего штаба! Он же лично не может быть везде! — говорить то, что я после ранения физически не мог это сделать я не стал, кого это тут волнует?

— Вы Жохов встали на скользкую дорожку! Не надо сравнивать лейтенанта и адмирала! Но вашу мысль я понял. Хорошо, на сегодня всё, можете быть пока свободны, на следующую встречу вас пригласят!

К Долинину меня вызвали через неделю. Контр-адмирал был в своём кабинете и у него шло совещание, ну а я ждал в приёмной, гадая, зачем же я понадобился такому высокому начальству. Люди входили и выходили, заносили шифровки, документы, а меня всё не вызывали. Почти два часа я просидел, прежде чем попал на ковёр к своему новому босу.

— Садись лейтенант, разговор долгий будет — после моего доклада адмирал кивнул мне головой на стул. Я присел и замер, ожидая продолжения и оно не заставило себя ждать — попал ты в историю Жохов, даже не знаю, что с тобой делать. По всему выходит, что твой тральщик самый результативный у меня на флоте. Три проводки караванов, снятых мин у тебя больше всего, батарею финскую уничтожил, переправу, два самолёта сбил. Герои, не жалко наградить и в пример ставить. Но с другой стороны, эта история с пороховым заводом… Я понимаю, что выполнить приказ о проводке каравана до Ленинграда в условиях блокады канала финнами было невозможно, это понимают все, но при этом кому-то ты мозоль оттоптал Жохов, любимую мозоль. Сейчас я тебе скажу то, что говорить не должен, но я всё же хочу тебе помочь Жохов. Начальник особого отдела флотилии мой хороший товарищ. Воздушной разведкой установлено, что финны приступили к подъёму затопленных барж того самого каравана, который ты должен был охранять. Что там они смогут найти не понятно, но сам факт говорит о том, что часть оборудования могло уцелеть. Это плохо Виктор! В любой момент может прийти приказ о твоём аресте.

Я подавленно слушал адмирала, уже попрощавшись с жизнью. Всё плохо, под меня копают всерьёз. Почему за меня взялись⁈ Сколько техники, оборудования, ценностей было брошено во время отступления и никого не наказали, а меня взяли за жопу! Да как бы я станки эти уничтожил⁈ Всего арсенала «Шторма», не хватило бы на подрыв даже одной баржи! Мы сделали всё что могли, альтернативой была только смерть в бою возле этого проклятого завода! Мёртвый сраму неймёт! А теперь?

— Молчишь? Ну молчи, тут и правда за голову можно схватиться от перспектив и новостей. Не буду ходить вокруг да около лейтенанта. Тебе и твоей команде надо на время исчезнуть! Наши особисты мужики толковые, они к тебе нормально относятся, уважают тебя Жохов на флотилии.

— Что-то не похоже — усомнился я.

— Они делают свою работу! Им нужно время на то, чтобы свести концы с концами, но этого времени у них может и не быть, а значит надо его для них найти. Отправитесь на боевое задание, по возвращению будет всё уже ясно, обещать не могу, но скорее всего отстоять тебя получится.

— Как мы уйдём? Тральщик на стапелях, без обшивки… — с надеждой смотря на адмирала выдавил я из себя.

— Ремонт продолжится, но без вас. Сейчас возле Мурманска тяжёлое положение, враг рвётся к городу. Остановить его смогли, но ценой тяжёлых потерь. Фронту нужны подкрепления Виктор. Сейчас в Архангельске формируется сводный батальон морской пехоты из моряков флотилии, в одну из рот этого батальона и вольётся твоя команда, роту возглавишь ты. Месяц ваш тральщик будет стоять на заводе, и этот месяц придётся