отдавала себе отчёт, что подружкин стёб больше всего ей понравился в той части, где было про Антона, но она же и знала уже, что компания будет не из четверых человек, а из троих только — без Киры. Да и Светка нужна только для повода… И болтовни потом.

Взгляд в юность — Диана

Антон, став студентом, сделался значительнее. Мысленно усмехаясь собственной наивности, он, однако же, искренне удовлетворенно улыбался от одного только профессорского обращения к первокурсникам: «Коллеги». Приятно ощущать себя на равных с маститым, настоящим профессором. Ощущение, конечно, искусственно культивируемое самим профессором-либералом, и Антон это умом понимал. Но одновременно, проанализировав этот простейший психологический прием, он отмечал его эффективность — обращение подкупало сознание настолько, что на подсознательном, безотчётном уровне лекции этого преподавателя стали любимыми и наиболее посещаемыми. Разумеется, надо было учитывать, в первую очередь, безупречную, образную манеру изложения, вкус к деталям и прочие достоинства лектора. Но и его «коллеги» — тоже.

Каково же было изумление всей первокурсной братии, когда на первой же сессии душка-профессор, балагур, шутник и умница начал на полном серьёзе так ее «валить», что у некоторых наиболее заблуждавшихся случался ступор при одном только взгляде на «любимого преподавателя». Этот факт Антон с огромнейшим удовольствием внёс в свою копилку знаний и опыта реальной жизни. Профессор понравился ему ещё больше. Антон мысленно пожимал его руку. Он шёл сдавать ему зачёт с отчаянным воодушевлением, как на поединок. Он, естественно, сдал. Но не без соперничества, не без споров, которые вызвали ещё больший всплеск уважения, только теперь уже обоюдного. Антон понял, что он может быть интересен даже профессору — доктору наук. Малой даже в зеркало некоторое время после зачёта смотрел с почтением. Правда, недолго…

Целиком и полностью, с удовольствием отдаваясь занятиям и только о них уже несколько месяцев думая, зашёл как-то Антон в главную университетскую библиотеку. Ему надо было посидеть над редкими старыми университетскими книгами, которые ввиду их редкости и ветхости на вынос не выдавались. Можно было, конечно, воспользоваться их виртуальными копиями. Но Малой испытывал удовольствие, прикасаясь к старым изданиям. Ведь по ним занимались несколько поколений студентов в те времена, когда и слова-то «компьютер» ещё не было. Причём, занимались не где-то там дома, жуя бутерброд. А именно в читальном зале библиотеки. Часами сидели. Изучали. Конспектировали. Методично и упорно. Умнейшие люди! Безо всяких компьютерных штучек. Это завораживало. Компьютер — ведь, что? Вещь, несомненно, хорошая, полезная. Но это только инструмент. Думать, всё равно, должна живая голова. А над старым изданием… Да в старинном читальном зале… Как сто… Двести лет назад. И читается, и запоминается, и думается интереснее. В этом была вся «фишка». Малой своим трепетным отношением к учёбе и всему, что с ней связано, быстро заработал устойчивую положительную репутацию во всех аудиториях университета. В библиотеке, в том числе. Видя, как у него горят глаза при одном только прикосновении к старым книгам и как при этом подрагивают руки, библиотекари дружно внесли его в свой негласный VIP-список особо приближённых. Ему безропотно выдавали очень редкие издания, имевшие не только библиографическую, но и огромную денежную цену. Антону доверяли. Он это осознавал и гордился собой. А что? Тоже ведь образец его исключительности. Другим не дают под любыми предлогами. А ему — дают! Да ещё и с приветливой улыбкой. Он, отходя от стола библиотекаря, ловил на себе уважительные… даже завистливые взгляды знатоков, а на непосвящённых умел смотреть свысока, даже будучи ниже их ростом. Учитесь, бараны! Во всех смыслах учитесь. И во всех смыслах — бараны.

Получив для изучения раритет и глядя только на него, буквально физически ощущая магическую сакральность изложенного в нем знания, испытывая головокружение от возможности глазами прикоснуться к нему и даже мозгом впитать его, Антон Малой однажды машинально уселся на первое попавшееся в читальном зале свободное место. Осторожно положил перед собой том. Погладил его. И собирался уже было открыть, как услышал рядом:

— Привет. А ты осмелел, как видно…

Антон вздрогнул от неожиданности, ведь никого же не существовало. И тут на тебе… Приземлился с небес. Повернулся на голос. И мгновенно забыл обо всём. И о томе с великим опытом предков — тоже. Оказалось, что Малой, не глядя, уселся рядом со своей желанно-ненавидимой… или ненавидимо-желанной красавицей. Той самой — задорной и весёлой — громче всех хохотавшей над ним, убегавшим от их ватаги в подъезд.

— Меня зовут Диана, — красавица удовлетворённо улыбалась от произведённого эффекта. — Я знаю, ты — Антон. Да ты рот-то прикрой, ха-ха, неприлично же. Библиотека все-таки… А ты уже на весь университет прославился своими успехами и сидишь, разинув рот. Не вяжется с твоей репутацией…

— Диана значит «божественная»… — смог пробормотать Малой. Во рту была пустыня.

— Да. Родители ничего оригинальнее не придумали кроме этого вычурного имени.

— Почему же вычурного? Красиво: Ди-а-на… — он хрипел и сипел.

— Нравится? Мне тоже деваться некуда. Хотя для простоты можешь звать меня просто Дина.

Тут к ним с упрёком на лице повернулся впереди сидящий «гранитогрыз». Пришлось замолчать и уткнуться в свои книги. Но для Антона великое знание, законсервированное когда-то на страницах раритетного тома, стало невозможным к восприятию, словно оно расконцентрировалось после открытия книги, как мгновенно расходящийся в атмосфере распечатанный из консервной банки воздух. Он механически привычно глазами бегал по строчкам, но чтобы что-то уловить… Какое там! Он висками чувствовал свой бешеный пульс. Он был так напряжён, что близок к обмороку. Антон не знал, что делать, что говорить хотя бы шёпотом. Он только чувствовал, что надо бы что-то говорить. Он знал, что надо при этом смотреть ей прямо в глаза… Ну если не смотреть, то хотя бы заглядывать. Избавляться тем самым от своего глубочайшего смущения и приводить в смущение её. Он это знал по художественно расписанным и прочитанным теориям обольщения, но практически не мог управлять своими ощущениями. Просто сидел и тупо смотрел в книгу. Дина отвлеклась от своего конспекта и взглянула на него:

— О-о-о, юноша, как все серьёзно, — с искренним участием в голосе прошептала она, склонившись к самому его уху, отчего Антон пронзительно ощутил её запахи: духи, ягодную жвачку во рту, утренний шампунь в волосах и даже — о, господи! — запах её кожи. В висках застучало ещё сильнее. — Давай-ка, Антон, прервёмся. Пойдём покурим. Заодно проветришься, а то на тебе лица нет.

— Пойдём… Только… Я не курю…

— Так подышишь. Познакомимся хоть, соседство обязывает.

Стоя рядом с «божественной»,