Шрифт:
Закладка:
— Да, господин генерал, — отвечает за обоих фон Каренбург.
— Прошу вас, сделайте это со всей возможной поспешностью. А на обратном пути снова заезжайте на берег, посмотрите, не выгружаются ли кавалеристы.
— Будет исполнено, господин генерал, — кланяется фон Каренбург.
Глава 14
Снова пороховой дым заволок улицу. Вилли командует линиями, в этом он поднаторел. Волков снова видит, как после каждого выстрела строй врага покидают раненые. Или товарищи их уносят или сами выходят.
«Крепче, крепче бей сволочей, Вилли, не зря же я тебя капитаном утвердил, бей их быстрее, пока снова не прибежали арбалетчики».
Стрельба линиями, которую изобрели Вилли и Роха, действительно эффективна. Из восьми десятков людей, что были в распоряжении молодого капитана, шестьдесят уже отстрелялись и, отойдя назад, спешно заряжают оружие, а на линию стрельбы выходят последние двадцать человек.
— Целься! — орёт Вилли.
Горцы уже не бравируют своей силой, лучшие из них, те, что стояли в первой линии в начале боя, почти все уже своё получили, теперь стоят другие. Они прикрывают лица латными перчатками или наклоняют перед залпом голову, чтобы пули попадали в крепкие шлемы, закрывают незащищённые места оружием. Их лица злы до предела, глаза источают лютую ненависть. Они жуть как ненавидят этих стрелков, которые вот так вот, ничем не рискуя, спокойно выходят на свою позицию, чтобы ранить их, увечить и даже убивать. Волков усмехается, напряжение, что не отпускало его с самого рассвета, вдруг отошло, позабылось. Стрелки стреляют сейчас очень неплохо, жаль, что у них не мушкеты. А ещё думает о том, что в случае его поражения стрелкам лучше в плен не сдаваться. Ибо простым перерезанием горла или ударом в сердце они не отделаются. Горцы им припомнят этот расстрел. Припомнят. Судя по их лицам, они стрелков на куски будут резать.
Он не заметил, как к нему подбежал стрелок, снова тот, что к нему уже прибегал:
— Господин!
Всё благодушие, что было навеяно таким приятным расстрелом врага, сразу испарилось, он почувствовал новую тревогу.
— Ну, говори.
— Началось дело, сержант меня прислал просить помощи.
— Что, снова пришли они? — кавалер имеет в виду горожан.
— Пришли господин, три десятка, с аркебузами, с арбалетами, уже затеяли кидаться.
«Три десятка. Как вовремя, как раз когда я отдал последний свой резерв Брюнхвальду. Три десятка… Пока что пустяки. Но кто знает, сколько их будет ещё». Ему нужно было поехать посмотреть. Обязательно, он должен был сам увидеть и оценить опасность.
— Максимилиан, знамя останется тут, — он даёт шпоры и едет к Фильсбибургу. — Капитан, я отъеду, там на улице горожане, кажется, собираются при железе, вы за старшего. Пусть Вилли продолжает стрелять дальше. Пусть всех перебьёт, вы пойдёте вперед, если его снова отгонят арбалетчики. И если уж пойдёте, так столкните их наконец.
— Да, генерал, — отвечал капитан. — Как пожелаете.
Но вот тон капитана кавалеру совсем не понравился. Фильсбибург, кажется, боялся. Чего — непонятно. То ли что генерал его бросает и убегает, то ли остаться старшим в таком тяжком деле.
«Не Карл Брюнхвальд и не Роха. Даже не Вилли». Хоть теперь и не хотелось ему ехать, но прояснить ситуацию ему было необходимо.
— Приглядывайте за ним, — сказал генерал знаменосцу и добавил уже господину Фейлингу: — Останьтесь с Максимилианом вестовым, если что-то пойдёт не так, скачите ко мне, я в поперечной улице налево отсюда буду.
Генерал боялся оставить это место надолго, поэтому ехал быстро. Он забрал с собой всех своих гвардейцев, двадцать человек, и двух сержантов, ещё с ним были Габелькнат и Румениге. Так и поскакали.
И были на месте уже вскоре. И вовремя. Горожан, правда, было не три десятка, а чуть больше двух, но доспех был у них отличный, и оружие подстать. Правда, половина из них были арбалетчики и стрелки, а уже за ними, чуть поодаль, стояли горожане с оружием белым и другим. И на улице висел пороховой дым. Один из стрелков был уже мёртв, ещё один был тяжко ранен арбалетным болтом, а сам сержант ранен пулей в плечо, под самый край кирасы. Он закрыл забрало, спешился и пошёл вперёд. В его доспехе ему нечего было опасаться. Он недавно стоял в нём под градом болтов и пуль на берегу одной забытой Богом речушки. Пусть болваны-горожане займутся им. Пусть попробуют взять. И тут же ему в кирасу ударила пуля. Щёлкнула, расплющилась и отлетела, оставив лишь вмятину.
«Этот доспех делали для курфюрста Ланна и Фринланда, болваны».
Он на всякий случай достал меч и прошёл несколько шагов ещё.
А тем временим сержант Франк и его люди уже спешившись, принялись за дело. Не зря этих стрелков Роха и Вилли отобрали ему в гвардейцы. Не прошло и минуты, как сидевший в сорока шагах от генерала арбалетчик получил в свой красивый щит три пули, одна из которых, пробив павезу, перебила ему ногу. Щит упал, арбалетчик, бросив арбалет и роняя болты на мостовую, стал прыгать к своим товарищам на одной ноге, те подхватили его, но он всё-таки получил ещё одну пулю себе в бок. Одет он был только в стёганую крутку, которую пуля легко прошила, оставив на боку его дыру и чёрное пятно от крови. Волков был удовлетворён.
«А вот так вот стреляют мои гвардейцы».
Пусть горожане знают. Подумал, что потом наградит за этот поучительный случай своих людей.
Теперь ситуация изменилась, горожан для атаки теперь было мало, и в стрельбе у них не было преимущества, и им пришлось отойти в конец улицы. И оттуда городские арбалетчики лениво кидали болты, больше для острастки, а не для урона.
В общем, ничего тут страшного он пока не видел. Раненого сержанта и его солдата Волков уже отправил к своим главным силам, он торопился, хотел вернуться туда сам, не желая оставлять главное место сражения надолго. Фильсбибург не имел достаточной твёрдости, по его мнению. И солдаты с таким офицером, как он, могли и размякнуть, и даже начать волноваться. И сейчас генерал уже давал распоряжение сержанту Хайценггеру, решив оставить его тут старшим. И вдруг увидал он господина Фейлинга, который только что свернул с большой улицы на эту и погнал коня вскачь. Он ехал к нему, и так быстро, что всякому, кто это видел, стало ясно: что-то случилось.
«Пришли арбалетчики врага снова. Вилли убит. Пришла помощь к горцам. Они мнут нашу