– Ты такая же, как твой брат, – вновь произносит он неприязненно, словно для него это – самое ужасное ругательство.

Чтобы справиться с эмоциями, я прикусываю губу до крови.

– Я прошу прощения, – говорю я глухо, делая попытку приблизиться к нему. – Я не знала… Не думала.

Алекс пригвождает меня к месту мрачным взглядом.

– Я примчался, потому что опасался, что твой брат шантажирует тебя или принуждает прервать наше общение. Но ты…

Не сказанные слова повисают в воздухе, заполняя пространство между нами чем-то тяжелым и тягучим. Я сделала ему больно. Он делает мне больно в ответ. Это бесполезно. Нам никогда не понять друг друга.

– Я… Между нами всегда будет стоять прошлое, – говорю тихо.

– Ты дурочка, Лиля. – В его голосе звучит разочарование. – Но у тебя еще есть шанс поумнеть.

Эта фраза – одно из любимых высказываний папы, и на мгновение я ощущаю его утешительное присутствие в комнате. Мои глаза наполняются слезами, но усилием воли я заставляю себя собраться. Я поплачу, когда Алекс уйдет, а сейчас мне не стоит показывать ему свою слабость.

– Куда мне до вас с Кириллом! – выпаливаю я. – Вы оба манипулируете мной и обстоятельствами, думая только о собственной выгоде!

– Не сравнивай меня со своим братом!

– Почему ты так ненавидишь его? Когда-то вы дружили.

– Твой брат не умеет дружить. – Алекс презрительно щурится. – У него нет органа, которым он бы мог понять, что значит дружба. Этот мудак всегда в первую очередь спасает свою шкуру.

– Он мой брат! – осаждаю я его. – А ты находишься в нашем доме!

– И то правда. Ты такая же ханжа, как и он, – цедит Алекс, надвигаясь на меня. – Лицемерная, лживая сука!

Внезапно он оказывается совсем рядом. А внутри меня все взрывается возмущением от несправедливого обвинения.

Звонкий звук пощечины эхом разлетается в тишине комнаты. Потрясенные случившимся, несколько мгновений мы не отрываясь смотрим друг на друга. Алекс словно окаменел. Я дрожу, глядя, как на его щеке проявляется красное пятно, а моя ладонь начинает зудеть.

– Каким надо быть идиотом, чтобы попасться на твои невинные глаза и показную наивность. Я сдерживался, чтобы не торопиться. – Он внезапно хватает меня за затылок, а руку, ту самую, которой я его ударила, заламывает за спину. – Дать тебе время привыкнуть…

Я задыхаюсь. Мы так близко, что я ощущаю, как под тонкой тканью бьется его сердце. Жар его тела перетекает в мое. И когда Алекс прижимает меня к себе еще сильнее, я ощущаю, насколько сильно он возбужден. Сладостное удовлетворение от власти над ним переплетается в моем сознании с собственными желаниями и обидой.

– Пусти меня, – шепчу я, заглядывая в его темные глаза.

– Пустил бы, если бы мог, – выдыхает Алекс, а в следующий миг его губы сминают мои.

Этот поцелуй похож на безумие. Злость переплетается в Алексе с обидой и сожалением. Страсть – с отчаянием. Нежность – с желанием причинить боль. Опустошительный, сжигающий, заставляющий дрожать от нетерпения, он захватывает мое тело и разум настолько, что я не могу понять, какое из желаний внутри меня сильнее – оттолкнуть Алекса или прижаться к нему ближе.

Голова моя словно в огне, каждая нервная клетка пульсирует в собственном ритме, а тело пронзает болезненная дрожь. Разум кричит, что я должна остановиться, но тело, руки, губы его не слушают: пальцы путаются в жестких волосах на затылке Александра, бедра и грудь беспомощно прижимаются к нему, и я отвечаю на поцелуй со страстью, которую в себе даже не подозревала.

Продолжая терзать мой рот, свободными руками Алекс вытаскивает подол моей рубашки из-под ремня джинсов и проникает ладонями под одежду. Сильные пальцы пробегаются вдоль позвоночника, посылая сноп возбуждающих искр в мой мозг, сжимают основание шеи, потом возвращаются вниз и по-хозяйски ложатся на крестец. Так Александр еще никогда меня не касался. С какой-то неутомимой жаждой, граничащей с отчаянием, и обреченностью, которая прослеживается в рваных движениях и тяжелом дыхании, со свистом вырывающемся из его груди.

Я вдруг осознаю, что эта какофония чувств у нас одна на двоих. Учитывая наше прошлое и настоящее, я не хотела бы хотеть Алекса, но хочу. И он, я теперь это знаю наверняка, испытывает такую же двойственность желаний.

По степени неожиданности этот поцелуй сопоставим с тем самым первым поцелуем на выпускном. Александр тогда пришел незваным гостем и действовал напролом. Но, несмотря на прошедшее время и накопленный опыт, сейчас, как и тогда, у меня не получается устоять перед ним. Сознательно или нет, этот человек атакует все мои чувства. И если в самом начале он действовал с позиции силы, то прошло совсем немного времени, прежде чем я начала отвечать ему с не меньшей, а может быть, даже большей страстью.

Наверное, я слишком долго ждала его, воображала, как это будет с ним, мечтала, пусть не всегда осознанно, что рано или поздно он появится, поэтому сейчас скрепы нравственности уходят на второй план, а на первый выходит желание, подкрепленное моей романтической влюбленностью в человека, который в этот самый миг впивается в мой рот.

– Алекс, пожалуйста. – Это мой тихий полувздох-полустон, означающий полную капитуляцию.

Его пряный запах, ощущение крепкого тела, прижатого ко мне, вкус его губ, ищущие движения языка – все это сливается в безумную эйфорию чувств. Я теснее прижимаюсь к нему, сжимаю затылок, инстинктивно трусь бедрами о его бедра.

– Дурочка, – стонет Алекс мне в рот, подхватывает меня под ягодицы и куда-то несет.

Уже в следующую секунду я понимаю куда: моя спина касается гладкого покрывала, а Алекс нависает надо мной – темный, мрачный, с победным блеском в глазах и скулами, окрашенными темным румянцем.

– Если не готова к продолжению – сейчас самое время сказать.

Его голос звучит грубо, хрипло и отрывисто. Готова ли я? К чему я точно не готова, так это к тому, что Алекс сейчас уйдет, а я всю жизнь буду гадать, что бы случилось, если бы он остался. К тому же все это так сильно похоже на сон, на фантазию. Александр Ди Анджело в моем доме, на моей кровати, целует и ласкает меня. Разве можно было вообразить себе что-то подобное всего год, месяц назад?

Вместо ответа я тянусь к нему и, обвив шею руками, нахожу его губы. Грубоватый натиск его губ на этот раз кажется нежнее, движения языка больше не жалят, а дразнят, руки, которые до этого лишь сжимали, мягко спускаются к округлостям ягодиц и нежно