— Товарищ подполковник! — нарушил размышления Литвинова телефонист. — Из шестой роты сообщают: «Идет фашист с белым флагом». Спрашивают, что делать.

— С белым флагом? Сдаваться, значит? — переспросил подполковник. — Пусть направляют его сюда.

Интересно, сам по себе идет гитлеровец или его уполномочили? Если уполномочили, то кто?

Через несколько минут два автоматчика ввели в домик немецкого капитана. Высокий длиннолицый офицер с совиными глазами бегло осмотрел комнату, проверяя, нет ли кого постарше подполковника, и, убедившись, что нет, произнес хриплым голосом:

— По поручению коменданта крепости… Прошу оказать содействие во встрече со старшим командиром.

Василий Панкратьевич понимал немецкую речь. Еще в школе и техникуме старательно изучал иностранный язык, да и на фронте всегда носил с собой русско-немецкий словарь, часто заглядывал в него.

Выходит, противник готов вести переговоры? Литвинов попытался связаться с комдивом Александром Петровичем Дорофеевым, но безрезультатно. А время идет. До начала артиллерийской подготовки осталось тридцать пять минут. После нее возобновится штурм. Если этого гауптмана отправить в штаб дивизии или к генерал-лейтенанту Жеребину, командиру корпуса, время будет упущено, может разгореться бой, неоправданно прольется кровь.

Да, это так. А имеет ли он, Литвинов, право самостоятельно вступать в контакт с противником? Кто его уполномочил? Никто. Старшие командиры ему этого не поручали. Но вместе с тем, если он, Литвинов, не использует представившейся возможности, — жизнь не одного из тех солдат и командиров, с которыми он ночью беседовал, обходя передний край, может оборваться. Вот только вчера похоронили политработника майора Николая Марчукова. А сколько таких похорон было!

На раздумье ушло не больше полминуты.

— Я представляю здесь командование, — стоя, спокойно произнес Литвинов. — Прошу ваши документы.

Парламентер достал из кармана листок бумаги с текстом, написанным от руки, и поспешно добавил:

— Герр подполковник, комендант крепости просит сообщить условия сдачи гарнизона.

— Какие еще условия? — удивился Василий Панкратьевич. Подбирая знакомые слова, он прежним тоном ответил:

— Ваши войска окружены. Участь их известно какая. Поэтому никаких условий вам сообщено не будет. Только капитуляция. — Выждав еще, добавил с расстановкой: — Разъясните, что Красная Армия пленных не расстреливает. Разъясните: личному составу будет сохранена жизнь.

Что еще добавить? В подобной ситуации подполковнику не приходилось быть. Да и времени нет на обдумывание. Ясно одно — безоговорочная капитуляция.

— Напишите, пожалуйста, это на бумаге, — попросил гауптман.

— Ничего писать не буду, — отрицательно покачал головой Литвинов. — И напоминаю: это не условия сдачи гарнизона, а общепринятая форма капитуляции. Если гарнизон согласен капитулировать, то не позже чем через двадцать минут надо вывесить белые флаги. Везде, где можно. Это будет сигнал прекращения сопротивления гарнизона.

В это время в помещение зашел Николай Фарбман — помощник начальника разведки дивизии. Он свободно владел немецким языком и в нужный момент заменял переводчика. Очень кстати оказался он и сейчас. Через него Литвинов уточнил:

— Под командой офицеров необходимо направить личный состав гарнизона повзводно на площадь. Она отсюда видна. Там сложить оружие. Потом — по дороге в тыл.

Теперь все. Парламентеру можно было идти. Но тот стоял в нерешительности.

— Я доложу коменданту крепости полковнику Крюгеру, — неуверенно произнес он. — Но у нас там есть личный представитель Геббельса. Он — фанатик. Он может помешать…

Подполковник улыбнулся.

— Если вы готовы капитулировать, то найдете, как поступить с представителем Геббельса.

Парламентер щелкнул каблуками и в сопровождении тех же автоматчиков направился в сторону крепости. Бросившись к телефону, Литвинов разыскал командира дивизии. Тот выслушал его, ничего не сказал и лишь велел немедленно сообщить Дмитрию Сергеевичу Жеребину.

— Спасибо, Литвинов! Молодец! — так реагировал на доклад подполковника Литвинова командир корпуса. — Наблюдайте за противником и о дальнейших событиях немедленно докладывайте. А пока я отдам команду артиллерийскую подготовку не начинать.

У Василия Панкратьевича — гора с плеч… Он тут же приказал комбату Михаилу Насонову выставить противотанковые орудия у дороги на прямую наводку и взять под прицел здание школы, где в подвале, как сказал парламентер, находится комендант крепости.

Потянулись томительные минуты. Но вот над высоким домом в расположении гитлеровцев появилось белое полотнище. Потом — еще и еще.

— А что им оставалось делать! — радостно воскликнул капитан Михаил Степанов, начальник штаба батальона. — Приперли их к стенке, вот и сдаются.

Литвинов доложил о наблюдениях генералу Жеребину. На запрос начальника штаба дивизии полковника Свиридова сообщил:

— Вижу, как первая группа солдат противника складывает на площади оружие.

— Не притупляйте бдительности, — предупредил Иван Константинович. — И подберите людей для сопровождения пленных.

Василий Панкратьевич радовался. Как-никак окончательного штурма, а с ним и новых жертв удалось избежать. Ну что же, теперь можно идти и в расположение противника.

Перепрыгивая через воронки от снарядов, обходя развалины, подполковник удивлялся внезапно наступившей непривычной тишине. Ему показалось странным, что бойцы могут не прячась стоять там, где только полчаса назад были безраздельные владения смерти.

— Чудно! — будто угадывая настроение старшего товарища, произнес шедший с ним Николай Фарбман.

Они уже были у школы. На лицах застывших у кучи оружия немецких солдат видели растерянность и подавленность. Мордастый седой полковник высунулся из двери школы и сказал, что он — комендант крепости и что его войска сдают оружие.

— Продолжайте. Вы лично…

Фраза осталась оборванной. С чердака дома, что напротив школы, прозвучали три одиночных выстрела. Литвинов был впереди и успел заскочить в дверь. Фарбман упал на пороге.

— Помогите затащить раненого! — по-русски обратился Литвинов к молодому мужчине в белом халате. — Да скорее же. Скорее!

Тем временем на площади короткая перестрелка оборвалась. С теми, кто не хотел капитулировать, расправился сам комендант крепости.

В тот же день многие офицеры, находясь в штабе дивизии, наблюдали заключительный эпизод героической борьбы за Кюстрин. Полковник Свиридов передал генералу Дорофееву ключи от главного северного форта: один ключ — большой, красноватый, с кольцом; другой — серый, поменьше.

12 марта в 23 часа героям штурма Кюстрина салютовала Москва. В боях за город и крепость было взято в плен более трех тысяч солдат и офицеров противника. Захвачены были большие трофеи, в том числе около 500 орудий.

Сотни отличившихся в боях советских воинов получили правительственные награды, а командирам полков подполковникам Козлову Ивану Семеновичу, Чайке Федору Васильевичу и заместителю командира батальона майору Марчукову Николаю Мироновичу присвоено звание Героя Советского Союза. Такого высокого звания был посмертно удостоен и начальник штаба 1042-го стрелкового полка майор Белодедов Александр Иванович, погибший в ночь на 12 марта.

Особое воодушевление у бойцов вызвало известие о награждении частей: 1038-й стрелковый Кишиневский полк удостоился ордена Красного Знамени, 1040-й стрелковый Померанский полк — ордена Кутузова III-й степени, 1042-й