было выбрано первоначальное место святителем Тихоном для уединения («скит Тихона Задонского»), и начал развиваться наш сюжет. Дело в том, что здесь старец-отшельник не только предавался молитвам, богомыслию и созданию нетленного труда своей жизни «Сокровище духовное от мира собираемое» — он ископал и своими руками обустроил знаменитый святой источник, манящий к себе сегодня полчища паломников, а то и просто любителей острых ощущений, стремящихся совершить омовение в холодной воде святого источника.

Нам неведомо, какие чувства испытывал профессор Чистобаев, полоскаясь в купели святителя Тихона, но доподлинно известно, что гостеприимные воронежцы снабдили его увесистой емкостью со святой водой из колодца, вмонтированного в деревянную часовню. Впрочем, «святость» этой байки, как оказалось, несколько тускнеет, так как в другой емкости находилась «батарея» бутылок «гурджаани» и «мукузани», переданной воронежским коллегой — соучредителем совместного предприятия по разливу грузинских вин).

С этой ношей друзья, после «теплого» товарищеского ужина, и усадили разомлевшего гостя в поезд, отправлявшийся в славный город Санкт-Петербург.

Кульминация этой байки связана как раз с возвращением вояжера в родной город. Уставший с дороги и шумных застолий, погруженный в размышления о том, как жить и действовать дальше с ощущением бессмысленности происходящего, профессор последним оставил купе с саквояжем в руках, совершенно забыв о воде из святого источника и винах, упрятанных под лежаком.

Утрата обнаружилась сравнительно быстро — уже через каких-то полчаса, но, увы, поезд ушел и в фигуральном смысле, и в физическом, укатив из Московского вокзала в депо Сортировочная, находящееся в нескольких километрах. Что оставалось делать поздно спохватившемуся бедному путнику?

Другой, наверняка бы, последовал перековерканной русской поговорке: «Что имеем, не храним, потерявши — ну и ... с ним», но не таков Анатолий Иванович. Он придерживается совсем других установок и один из тех, кто, лишаясь необходимых в духовном смысле вещей, начинает понимать их истинную цену. С трудом приноравливаясь к движению по шпалам и грубо нарушая железнодорожную дисциплину в самом центре мегалополиса, профессор все-таки отыскал злополучный вагон и решительно потребовал от молодой

проводницы возвратить забытый им жбан со святой водой в недавно оставленном купе.

Вначале его ждало разочарование. Изобразив на лице неподдельное удивление, барышня зажужжала как вувузела на мундиале, и поначалу хотела вообще захлопнуть дверь перед носом Чистобаева, элементарно отрицая сам факт перевоза емкости. Но не тут то было — упоение пришло в бою! Оттеснив проводницу, напористый пассажир, сумел проникнуть в вагон и, там обнаружил не только пустую канистру, но нескольких веселых фигур, нахально «дегустировавших» его «гурджаани» и «мукузани». Это было уже слишком! Когда барышня завела разговор, о том, что железная дорога вовсе не обязана перевозить жидкости неизвестного состава без соответствующей документации: они, дескать, могут оказаться ядами, горючим, кислотой и т. д., находчивый Чи-стобаев перешел в новое наступление. Его осенило:

— А между прочим, уважаемая, ваш начальник — Владимир Якунин не только командует железными дорогами России, он — глава Попечительского совета Фонда св. Андрея Первозванного. Слыхали? В отличие от вас, он, надеюсь, знает цену святой воде, над которой вы сегодня цинично «надругались». А вы ведь надругались! Мне теперь ничего не остается делать, как обратиться в уд с жалобой на железные дороги.

— Минуточку — промямлила «надувшаяся» барышня, — я сейчас.

Через некоторое время перед взором Анатолия Ивановича предстал сам начальник поезда — учтивый и уравновешенный субъект среднего возраста. Извинившись перед гражданином, он посетовал на фатальность случившейся потери и протянул незадачливому пассажиру в знак компенсации целую тысячу рублей. Учитывая тяжкое время и грубость несдержанной проводницы, растратившийся в дороге профессор ловко спрятал ассигнацию в карман и поковылял по шпалам в обратном направлении к Московскому вокзалу

Именно после этого случая друзья долго докучали ему ехидным вопросом:

— Анатолий Аланович, так почем нынче святая вода для народа?

33. НА СОКОЛОВА — КАК НА «СТЕРЛЯДЬ»!

У классика есть меткое выражение, свидетельствующее о том, что на встречу с интересными людьми раньше звали «как на стерлядь», возможно, имея в виду деликатесные качества последней. Был ли профессор кафедры экономической географии Соколов «деликатесом» — это еще большой вопрос, но в качестве остроумной «занозы», обаятельного циника и пересмешника состоял «на балансе» педагогического университета им. Герцена в течение, по крайней мере, четырех десятилетий. Помнивший едва ли не наизусть Ильфа с Петровым, он перемежал свои остроты соответствующими реминисценциями из незабываемых творений, хотя, справедливости ради, в зрелые годы цепкость его памяти заметно ослабла. И первым тревожным сигналом в этой связи стала фраза Остапа «скоро только кошки родятся», в которой глагол со временем приобрел форму «рождаются». Не исключено, что «шило» таилось в его чересчур либеральном отношении к известной поговорке «мужик не кактус, ему пить надо».

Родившись в семье работников «Ленфильма» (папа был ведущим гримером, готовившим, в частности Смоктуновского к исполнению роли Ленина), Олежка сызмальства слыл большим «пижоном», особенно гордившимся тем, что, будучи ребенком, был заснят в нескольких фильмах и якобы «описал» саму Веру Марецкую — любимую миллионами людей советскую актрису театра и кино, народную артистку СССР, Героя Социалистического Труда, лауреата четырех Сталинских премий и пр., сидя во время съемок у нее на коленях. К этому следует добавить, что предметом особой гордости был также тот факт, что проживавший в семье Соколовых дог снимался в фильме «Король Лир».

Учась в Ленинградском университете, будущий профессор не то чтобы «купался как сыр в масле», и «колол орехи большой королевской печатью», но определенными привилегиями все-таки пользовался как талантливый спортсмен-фехтовальщик, участвовавший в международных соревнованиях. Спорт спортом, но незаурядность юноши была замечена на факультете географии, и по окончании учебы он был приглашен в аспирантуру к известному географу — профессору Лаврову — будущему президенту Русского географического общества. (Забавный случай произошел много лет спустя при защите докторской диссертации N, когда едкий на язык Соколов спросил своего учителя: «как вам удалось из такого г... слепить конфету», тот молниеносно парировал: «между прочим, Соколов, я делаю это не первыйраз»).

Как профессор педагогического университета, Олег Васильевич был крут и больше тройки ставил редко. Студенты, как водится, дрожали перед ним как осиновые листья, часто без толку негодовали, а когда одну беременную увезли в роддом прямо с экзамена, появилась шутка, что она «родила от Соколова». Чего греха таить, в общении со студенческой братией он запомнился яркими «непарламентскими» выражениями (к чему мы еще вернемся), что доставляло неприятности не столько ему самому, сколько другим должностным лицам.

Но мы о другом Соколове — о лекторе, об острослове, о тамаде на разного