Шрифт:
Закладка:
Движение было откровенно небыстрым. Ну разве что чуть-чуть быстрее бега. «Камчатка-12» ползла между скал причудливым путем. Справа тянуло сырой прохладой и затхлостью. Изредка оттуда доносились неприятные чавкающие звуки. Будто что-то большое выныривало из жидкой грязи, а потом плюхалось обратно.
Но в остальном движение была спокойным и где-то даже убаюкивающим.
Я глянул на свой наручный монитор, который все называли почему-то «плюха». На черном глянце светились цифры обратного отсчета. Три часа, двадцать две минуты, пятнадцать секунд. Четырнадцать секунд. Тринадцать секунд.
— Я дышло последний раз видел на заводе, — сказал вдруг Эмиль. Уже почти нормальным голосом. — Он в цехе засел, а нам надо было внутрь, прямо кровь из носа...
Лада многозначительно фыркнула. Эмиль смутился, расстегнул карман на бедре, вытянул оттуда носовой платок и принялся вытирать все еще измазанное в крови лицо.
— А мы тогда были с Мушкетером и Обезьяной в тройке, — продолжил Эмиль окрепшим голосом. Выдохнул, понятно. Опомнился, осознал, что живой, и напал словесный понос. У меня тоже такое случалось. Когда язык сам собой мелет, а заткнуться никак не можешь. Даже если рот заткнуть себе, не помогает.
— Сунулись, а там как давай все свистеть! — сказал Эмиль. — Зажало нас в тамбуре, с одной стороны волокуша, с другой — дышло.
— Завод? — спросил я. — А что еще за завод?
— Да это мы его так называем, — Эмиль махнул рукой с зажатым в ней окровавленным платком. — Шут его знает, что там раньше было. Несколько бетонных коробок с окнами под потолком, чисто цеха. Ну стекла уже все осыпались, а дышло страсть как на стекле любит пастись.
— А что это вообще такое? — спросил я. — Животное что ли? Или какой-то призрак?
— Призрак, ха! — Эмиль захохотал. — Привидение с мотором, точно! Клим, ну что еще за мистика?
— Официально называется «симметричный феномен», — с водительского сидения отозвалась Лада.
— А дышло — потому что треугольное? — спросил я.
— Потому что дышит, — пророкотала Лада. — Если бы мы его не уконтрапупили сразу, то был бы такой звук, вроде мерного свиста, — И отрава бы поползла во все стороны.
— И всегда стеклянные шарики? — спросил я, открывая мысленную записную книжку.
— Они пока летают, очень горячие, расплавленное стекло, — сказал Эмиль. — Но ниже семидесятисантиметровой спускаются, только когда падают и уже безопасны.
— Сколько эти твари нам крови попортили, пока мы про тазеры не догадались, — Лада фыркнула. — Из чего только в них не стреляли...
— Мушкетер как-то сказал, что дышло похоже на оживший удар молнии, — сказал Эмиль. — Только по времени растянутый.
— Только вот удар молнии специально за тобой не охотится, — хохотнула Лада.
— Не скажи! — живо возразил Эмиль и даже приподнялся, ухватившись за бортик. — Я читал про одного мужика, в которого молния била семь раз! Откуда мы знаем, что там на самом деле у молнии на уме?
— Эмиль, не пори ерунды, какой еще ум у молнии? — Лада уверенно крутанула рычагами, направляя краулер в узкую расщелину между двумя скалами. Машина встала почти боком, уцепившись правыми лапами за шершавый гранит. Мне тоже пришлось уцепиться, чтобы не вывалиться из «ванны»-кабины.
— Ладно-ладно, все, — сдал назад Эмиль. — Просто у Мушкетера столько идей было интересных...
— И где теперь твой Мушкетер? — жестко сказала Лада.
Повисло молчание. Краулер полз. Сервомоторы на лапах надсадно жужжали. Я держался за борт, чтобы не наваливаться на сидящего с другого борта Эмиля.
— Так что на заводе-то случилось? — спросил я, чтобы слегка разрядить повисшее в воздухе напряжение. — Как вы справились.
— Да теперь-то уж что... — буркнул Эмиль. — Выжили и ладно...
— Эй, ты же мой куратор! — я толкнул его плечом. — Тебе положено делиться со мной опытом. Мало ли, что когда пригодится...
— Ну... Оно когда уже почти дышать начало, Обезьяна догадался бросить гранату, — пробурчал нехотя Эмиль. — Взрыв ему не вредит, но оно на шум отвлекается. И мы проскочили. В пролом в стене. А потом Курица подоспела, у нее был разрядник.
— Тихо, — скомандовала Лада и остановила краулер. Чертовски неудобно ехать вот так, почти перпендикулярно поверхности. Хотя лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
— Что там? — Эмиль подался вперед, практически положив голову Ладе на плечо.
— Не знаю, шум какой-то, ветка треснула, — прошептала она. — Вот, слышишь, снова?
Я тоже прислушался. Если бы мы были в обычном лесу, то я бы решил, что это человеческие шаги. Кто-то пытается незаметно прокрасться, но под ногами валежник, и как ты ни поставь ногу, все равно что-то да треснет.
— Может там наши? — прошептал я. — Другая группа? Или это не та расщелина?
— Это вообще не расщелина, — прошептал Эмиль. — Давай я выберусь и посмотрю.
— Сиди, — шепотом скомандовала Лада. — Подождем.
Тихо завибрировала «плюшка». Я мельком глянул на монитор. Ага, ровно три часа обозначила.
— Тихо! — снова скомандовала Лада, хотя особой нужды в этом не было. Теперь шаги стали отчетливыми. И они удалялись. Кто-то на двух ногах быстро ломился через цеплючий кустарник.
— Эй ты, впереди! — закричал Эмиль. — А ну стой, стрелять буду!
— Заткнись! — прошипела Лада.
— Чего затыкаться-то? Ты сама что ли не видишь?! — Эмиль заворочался, уперся ногой в борт кабины, поднялся и скакнул вперед, прямо через голову Лады, длинным прыжком. Меня бы зацепил ботинком, если бы я вовремя голову не убрал.
«Кажется, понимаю, почему Летяга», — подумал я, с некоторым восторгом наблюдая за перемещением Эмиля. Прыжок. Оттолкнулся ногой от одной скалы, потом от второй. Уцепился за крохотный выступ. Бросил тело вперед, приземлился на обе ноги и снова взвился в воздух. Прямо паркур...
Эмиль проскочил сквозь чахлую поросль кустов в конце расщелины и почти скрылся из вида. Почти.
