Шрифт:
Закладка:
– Я хоть и белен, но не слепой, ты на него так смотрела, словно и не было ничего. Где твоя гордость Регина?
Гордости и правда совсем не осталось, второй раз стыдно смотреть отцу в глаза, впервые было, когда он спросил от кого я беременна семь лет назад. Снова не знаю, что сказать, лучше бы он кричал, назвал дрянью, чем вот так, смотрел и молчал осуждающе.
– Прости.
– За что мне тебя прощать? Не говори глупости, сам виноват.
– Что полюбила не того человека.
Слишком долго молчим, смотрю в окно, по щекам сами собой текут слезы, до того горькие, что обжигают кожу.
– Ну, что ты милая, не плачь, мне так больно, когда я вижу твои слезы.
Папа медленно подходит, обнимает, прижимает к себе, гладит по голове, как я недавно гладила своего сына. Но от этого ничуть не легче, я все равно предала его, семью, саму себя, вновь дала слабину и волю чувствам.
– Ты ведь сам говорил, что без любви ничего не будет, что я не должна выходить замуж за Сергея. Но как мне жить, если я не могу забыть, вычеркнуть, если я продолжаю любить не того мужчину, вопреки здравому смыслу?
Отшатываюсь от отца, сморю на него, глотая слезы, в его полные печали глаза.
– Я так устала быть сильной, врать Костику, улыбаться, когда этого совсем не хочется делать. Я устала уговаривать себя, что все хорошо, что все так и должно быть, что когда-нибудь я буду счастлива. Устала чувствовать себя виноватой перед тобой, сопротивляться и бороться. Мне скоро двадцать шесть лета, а такое чувство, что больше на пятьдесят и жизнь уже прошла.
– Тише, тише моя девочка.
– Я ведь все понимаю, и ты прав, он предатель, но как в этом убедить мое сердце? Я хочу его ненавидеть, но не могу.
– Все наладится, вот увидишь, все будет хорошо. Не плачь, Костик увидит и расстроится. Ты прости меня, не сдержался, не надо было так резко и при ребенке.
Медленно успокаиваюсь, этот выплеск эмоций и наш разговор был нужен. Не знаю, что будет дальше, не я точно не верю в наше с Матвеем совместное будущее.
– Ты вообще знаешь кто такой сейчас Матвей Жаров?
– Нет, не особо.
– Правая рука Демидова, он его тесть, ты ведь знаешь, что он женат? А сам Демидов один из влиятельных людей города и области, под его контролем не только легальный бизнес, строительные фирмы и сети магазинов, там много что намешано.
– Да.
– Сейчас ты не так наивна, как несколько лет назад, и я надеюсь не поверишь его словам. Пусть он отец моего внука, тут уже ничего не поделать, но сделать тебе больно в очередной раз я не позволю.
Голос отца стал жестким, он до боли сжал мои плечи заставляя посмотреть в глаза.
– Я запрещаю, слышишь, запрещаю тебе с ним видеться и приучать Костю, из этого ничего не получится. Жаров никогда не разведется со своей женой, ему этого просто не позволят. Семейный бизнес и его секреты самые опасные, он очень продуманный и умный, знал, куда лезет и чью дочь брал в жены. Он там непросто рабочая лошадка, под его контролем самые теневые и нелегальные сделки Демидова.
– Но я не понимаю, при чем здесь все это?
– А притом что любая ваша связь поставит под удар Костю. У таких людей всегда надёжный тыл, но если есть слабина, на нее начинают давить. Вы уезжая завтра же.
– Но, папа.
– Никаких, но.
– Вы не часть семьи, с вами не будут считаться.
Давно не видела отца таким напряженным решительным.
– Я не могу уехать прямо сейчас, не все твои анализы готовы, нужно договориться и найти клинику в Европе, собрать бабулю.
– Регина ты снова думаешь не о том, Жаров опасный человек, его враги, а не найдутся зацепиться за любую возможность.
– Папа, ты паникуешь, сейчас нет беспредела, да и я ничего не обещала Матвею, он бы и не узнал никогда о сыне, не столкнись с ним в нашем дворе. Умалчиваю о том, что между нами с Матвеем что-то было, прячу глаза, отхожу в сторону.
– Он снова тебя соблазнил, да?
– Папа, ты говоришь словно я не несовершеннолетняя.
– А что тут происходит? У вас секретки? – Бабуля появляется вовремя, звенит бусами, обмахивается ярким веером.
– Ты была на свидании или у подружки в гостях?
– Какое свидание, о чем ты, не понимаю? Мы мило провели время с Ванессой, вспомнили молодость, выпили прекрасной вишневой настойки.
Алевтина Германовна кокетливо прячет глаза, поджимает ярко накрашенные губы, поправляет прическу.
– Папа решил, что нам пора уезжать.
– Как уезжать?
– Нам всем и тебе тоже.
– Я не могу уезжать, на следующей неделе у нас поход в театр.
– Ты слышал, у бабули театр, а у нас консультация у профессора, так что никто никуда пока не едет.
Лучше бы я тогда послушалась отца, но разве глупое сердце могло в этот момент переспорить разум? Нет.
– Все в порядке?
– Да, все хорошо. Матвей, чей это дом?
– Мой. Только мой и ничей больше, но теперь и твой, он наш.
– Ты так говоришь, будто есть мы.
– Разве нет?
Вздыхаю, отворачиваюсь, чтобы только не видеть испытывающий взгляд мужчины, но все равно чувствую его на себе. Костик кормит уток на небольшом пирсе, кидает в воду куски хлеба, смеется, смотрит в нашу сторону.
Он непосредственен в своих открытых детских эмоциях, что нельзя сказать обо мне. Слишком быстро он привык к Матвею, нет, папой не назвал, но тянется к нему. Они вообще неразлучны, словно наверстывают потерянное время.
Рука Жарова на моей талии, близость волнует, возбуждает, провоцирует.
– От тебя пахнет яблоками, я пропитался их ароматом насквозь.
Матвей ничего не делает, просто говорит, дыхание обжигает кожу, по спине бегут мурашки, облизываю губы.
– Не делай так, а то затащу в спальню и возьму снова. Только сын удерживает, чтоб я не сделал это прямо сейчас.
– Ты невыносимо испорчен.
– Такое только рядом с тобой.
Мы сбежали ото всех вчера утром, когда Матвей приехал, зашел в дом отца и коротко сказал, что у нас выходные, и мы уезжаем с ним за город. Кольцо, подаренное Сергеем, сняла еще несколько дней назад, не могла его носить, а отдать не получалось, он уехал в командировку.
Бабушка схватилась за сердце, отец молчал и ждал моего ответа, Костик не знал, как себя вести, Жаров не ждал, просто прошел в нашу с сыном спальню и начал закидывать в спортивную сумку те вещи, что попадались под руку.
– Регина, вспомни наш вчерашний разговор. Будь разумной женщиной.