Поскольку лучше многих иных у Нив было отточено умение издеваться над собой, в пути она думала о Раффи.

Всепроникающий холод Тенеземья постоянно напоминал о его тепле. О теплых карих глазах, о теплой улыбке, о теплых губах, прижавшихся к ней в том их единственном поцелуе в покоях Нив – когда руки у нее были ледяными от магии, когда умерла ее мать, а Рэд все не возвращалась.

Он поцеловал ее так, словно хотел оттащить от края пропасти.

Но ведь в этом было и нечто еще, верно? Нечто большее, чем стремление спасти ее, сведенное к тому, что, по его мнению, могло сработать?

Нив сжала губы и попыталась все вспомнить, заново прокрутить их поцелуй в голове. Тогда она почти ни о чем не думала, кроме ощущения его близости и телесного, безотчетного порыва завладеть, пусть и на короткий миг, тем, что всегда казалось недоступным. В этом была вся суть выросших между ними чувств, сильных и пьянящих: в понимании того, что никогда ничего не будет. А потом оно случилось – только вот что это вообще было?

Попытка выручить. Раффи бросил ей спасательный круг, дал уцепиться за что-то, когда все остальное, за что она хваталась, ускользало у нее из рук.

Нив нахмурилась оттого, как сухо и строго об этом думает. И оттого, что силится вспомнить какие-то чувства, когда способна назвать только отчаяние.

Задолго до того, как они с Раффи принялись кружить по орбитам друг друга, словно готовые столкнуться звезды, он был ей другом. И в конечном счете именно это она ощутила в том поцелуе, каким бы пламенным и глубоким он ни был. Отчаяние друга, боявшегося потерять ее перед лицом непостижимой для них обоих тьмы.

Ты не можешь сделать ничего такого, что заставило бы меня разлюбить тебя.

Так он сказал ей о своей любви. Может, и признался, да, но не удивил – разумеется, они любили друг друга, в этом никогда не было сомнений. Но оттенки и особенности этих чувств, их грани и сочетание друг с другом… вот что было сложно.

Она не ответила ему тогда. И много раз думала об этом после того, как все случилось. Она не ответила, так должна ли теперь чувствовать себя виноватой? Ведь ее слова не были бы ложью, но и правдой без оговорок не оказались бы, и все же не лучше ли было хоть так, чем просто промолчать?

Нив гадала, что он сейчас делает. Представляла, что они скажут друг другу, если снова встретятся. Пыталась решить, что бы она хотела от него услышать.

Потом мысли о Раффи сменились мыслями об Арике, а это, в свою очередь, вынудило ее думать о Солмире – Солмире-якобы-Арике, нацепившем личину ее нареченного и подмявшем их всех под свои планы, будто они были не более чем инструментами.

Она сердито уставилась на него – четко, с прямой спиной шагавшего через лес. Слабость, одолевшая его после того, как он вобрал магию, сошла на нет, темная сила улеглась у него внутри. Сосуд – так он себя назвал. Это слово назойливо крутилось у нее в мыслях, будто означая нечто большее, будто являясь частью чего-то важного. Но Нив не могла вспомнить, чего именно.

– Береги голову.

Его негромкий голос резко вырвал ее из раздумий. Солмир впереди стоял к ней лицом и указывал вверх, на низкие ветки – корни – перевернутых деревьев.

Паутина. Из тонких, как шелк, нитей, почти невидимая, но все равно плотная, клубами повисшая в воздухе. Нив скривилась.

– Ненавижу пауков, – пробормотала она негромко, почти себе под нос.

– Я тоже, – отозвался Солмир, отворачиваясь и подныривая под тонкие сети.

Нив поджала губы. Ничего общего, кроме стремления вернуть ее обратно в родной мир и – при лучшем исходе – убийства других Королей, она с Солмиром иметь не желала.

Ее до сих пор преследовала память о моментах необъяснимой мягкости, которую он порой выказывал, еще притворяясь Ариком. О том, как он вел себя, одновременно осторожно и заботливо. Нив не до конца понимала, какая часть этого была призвана создавать убедительную личину Арика и заполнять собой бреши в неизвестном Королю образе ее нареченного. Но ей казалось, что не все было лишь маской.

И здесь, внизу, в своем собственном теле, он по-прежнему был внимателен. Не так очевидно, как раньше, но это все равно проявлялось вспышками и в том, как он обращался с ней, и в том, как вел ее по этому миру. Отдав ей свой плащ. Напевая колыбельную.

Ей никак не удавалось определить, каков он, а Нив терпеть не могла того, что не способна была просчитать. Она всегда хорошо соображала и умела вмиг разгадывать людей, понимать их устремления и возможную полезность для себя. Но образ Солмира от нее ускользал, и это беспокоило.

Он в ней нуждался. И пока что она нуждалась в нем – Нив не смогла бы отыскать Древних в подземном мире в одиночку. Прямо сейчас Солмир являлся необходимым злом.

Но если когда-нибудь он перестанет таковым быть… что ж. Тогда она, возможно, все пересмотрит.

Какое-то время спустя деревья расступились и открыли вид на серый простор. Когда-то здесь было поле – местами сухие клочки мертвой травы по-прежнему торчали из земли, упрямо цепляясь корнями за растрескавшийся грунт. В остальном же от поля осталась только бескрайняя, исчезающая вдали равнина, безбрежная и пустая, за исключением фигуры Солмира, ушедшего вперед.

Рокот начался едва слышно, подобрался к ним под землей, задрожал под подошвами сапог Нив. Она подняла взгляд и увидела, что Солмир смотрит на нее широко распахнутыми синими глазами.